Осыпанные нежно-голубой штукатуркой мужчины, словно подбитые в полете гигантские птицы счастья, распоров роскошный верх балдахина, рухнули прямо в изножье огромной кровати, на которой возлежала прекрасная обнаженная женщина, прикрытая разве что находящимся сверху мужчиной.

Пока оглушенный Мичжель только пытался выдраться из залежей мягких подушек и одеяла, тряся головой, чтобы хоть немного прояснилось в глазах, Элегор уже радостно объявлял с добросовестностью экскурсовода, отрабатывающего гонорар вне зависимости от условий и обстоятельств:

– О! Это спальня принцессы Элии! Знаменитейшее место! Половина населения Лоуленда, не говоря уже о сопредельных и далеких мирах, грезит о том, чтобы здесь оказаться, но какова доля грезящих, уже реализовавших свою мечту, о том статистика благоразумно умалчивает. Впрочем, скажу одно: пустует сия обитель в исключительных случаях, когда в замке нет самой принцессы или она изволит развлекаться в другой комнате! Но сейчас богиня здесь, и спальня, соответственно, занята!

Малым извинением столь нахального поведения герцога служило лишь то, что перевернувшаяся плита приложилась к его витающей в винном дурмане голове не менее основательно, чем к затылку Мичжеля. Но оглушение у Элегора вылилось в дерзкую тираду, которая прервалась сразу, как только до идейного сознания бога дошло, с каким мужчиной сейчас развлекается Элия, обыкновенно снисходительная к его проказам.

Когда тот обернулся, даже несносный герцог поспешил заткнуться, а Мичжель со свистом выдохнул воздух сквозь зубы, чувствуя всем нутром, что настал его последний час, ибо такие страшные, полные холодной, равнодушной ненависти глаза могут быть только у Смерти, у жуткой и неотвратимой Смерти. Вар поспешно зажмурился, радуясь тому, что успел облегчиться в коридоре.

– Забавно, не знала, что в моей спальне есть потайной ход сверху! И оттуда шутов доставляют! – весело восхитилась богиня, разглядывая дыру в балдахине и яркие одежды «гостей».

– Я могу их убить? – абсолютно ровным, каким-то пустым голосом, говорившим о том, что он приведен в крайнее состояние бешенства, спросил Нрэн у Элии. Воитель не держал еще наглецов за горло только потому, что единственной одеждой, прикрывающей прелести богини, был он сам.

– Нет, милый, не надо, – с безмятежной небрежностью попросила принцесса, ласково взъерошив волосы принца, словно успокаивала злющего цепного пса. – Грачонок в штукатурке – посол Жиотоважа, персона неприкосновенная, да и не полез бы он в мою спальню добровольно, слишком велика дерзость. Могу поклясться, в эту проделку его втянул герцог Лиенский.

– Тогда я убью только его, – неохотно согласился воитель, полагавший, что тот, кто дал себя втянуть в авантюру герцогу Лиенскому, достоин смерти за глупость, и смерть будет для такого типа лучшим выходом из положения и милосердным спасением для генофонда миров от неизлечимых идиотов.

– Нет, Элегор мне тоже еще нужен, – заверила Нрэна богиня, на всякий случай покрепче прижимая воителя к себе, что сильно помогало воину бороться с тягой к убийству, пробуждая совершенно иную жажду.

– Хорошо, – процедил бог, принимая волю любимой, и, резко взмахнув рукой, грозно рявкнул, направляя мощный поток своей гневной силы: – Вон!

Погромщики, подхваченные вихрем неистового бешенства бога войны, который не смог утолить ярость кровью врагов, взмыли к потолку спальни и вновь рухнули на пол в тайном коридоре, ощущая, что на сей раз плиту под ними заклинило намертво и ее не взрежешь ни автогеном, ни отбойным молотком.

– А мог бы и за дверь выкинуть! – переведя дух, предъявил претензии герцог пустому и безобидному пространству, потирая уцелевшую во многих сегодняшних передрягах, но разбитую сейчас скулу.

– Что дверь, я бы и на окно согласился, – вздохнул Мичжель, мысленно вознося благодарные молитвы Кристаллу за нежданное спасение и гадая, почему он чувствует себя так, словно ему намяли бока в хорошей драке.

– Придется поискать другой выход, – оптимистично предложил Элегор, вставая с холодного пола и отряхиваясь.

– Очень надеюсь, что он не приведет нас в опочивальню принца Энтиора! – только и заметил Мичжель, которому не оставалось ничего другого, кроме как следовать за герцогом.

Рождение каждого нового дня маленькая неугомонная эльфийка – принцесса Мирабэль – принимала с радостью. Она вставала раньше всех в замке, не считая ненормального воителя Нрэна, который и спал-то всего три-четыре часа в сутки. Каким бы ни был день, все равно он сулил новые открытия и развлечения, знакомства и удовольствия. Конечно, как и у всякого ребенка или взрослого, в жизни Бэль случались и неприятности. Но беспечная девчушка надолго сохраняла в своей душе память о хорошем и быстро забывала всякие мелкие гадости вроде необходимости есть суп, едких слов Энтиора и нотаций Нрэна, искренне удивлявшегося, каким образом сестра умудряется пропускать мимо ушей все его мудрые наставления.

Вот сегодня, к примеру, Мирабэль ликовала при мысли о том, что Джей обещал поиграть с ней в саду сразу после урока магии. На эти занятия эльфийка ходила всегда, не пытаясь сбежать, как с законоведения или географии. Не то чтобы лорд Эдмон обладал фантастическими способностями по части поиска пропавшей ученицы, или магия была любимым предметом девчушки, все зависело от конкретной темы занятия, но Бэль очень нравился веселый учитель, развлекавший принцессу мелкими волшебными фокусами. За это она прощала Эдмону готовность повторять законы ровно столько, сколько требовалось, чтобы их запомнила даже легкомысленная ученица, склонность к точным формулировкам и некоторое занудство, в которое он частенько впадал, объясняя сложные темы. И еще учитель никогда не ругался, если у эльфийки не получалось заклинание, его терпеливая въедливость и вдумчиво-доброжелательное отношение помогали Бэль находить ошибки и добиваться успеха.

А встречались такие темы, над которыми учитель и ученица бились чуть ли не лунами, «потея» с одинаковой силой, но с той разницей, что лорд проявлял вящее усердие, чем Бэль. Он никогда не требовал от девушки большего, чем она могла сделать, и отлично понимал, что ее успехи в занятиях обусловлены прежде всего тем, насколько раздел магии интересен самой ученице. Если чем-то маленькой принцессе заниматься не хотелось, то убедить ее в необходимости занятий было почти невозможно, упрямством Бэль могла поспорить со своим старшим братом неумолимым Нрэном, успехи которого в магии всегда были куда ниже среднего.

Случалось и так, что малышке была интересна практическая сторона занятия, а законы, следствия и прочую теорию чар, столь обожаемую Эдмоном, эльфийка пропускала мимо своих острых ушек. Тогда лорд вздыхал, вспоминая принцессу Элию, столь же трепетно относившуюся к формулировкам, как и он сам, но никогда учитель и словом не обмолвился о талантах старшей принцессы в присутствии ее кузины, отлично понимая, что чувствительную эльфийку может глубоко уязвить такое сопоставление и отбить желание учиться. Между Мирабэль и педагогом не было того настроения легкого флирта, в котором проходили занятия с Элией, но атмосфера взаимной симпатии оказалась не менее прочной. Учитель был искренне привязан к малышке Бэль, как был бы привязан к дочери или младшей сестре, если бы имел таковую.