— Какая неверность? Он убежал ещё в мае, а сейчас декабрь!

— Не важно! Пока нет развода, ты — замужняя женщина и ни с кем встречаться не можешь!

— Ерунда! Что значит не могу? У меня нет мужа, он убежал сам!

— Короче, ты берёшь развод или нет?

— Лёша! — жалобно сказала я. — Я не знаю, что делать! Ты считаешь, брать? Ты же мой адвокат, посоветуй!

— Я считаю, брать! С новой формулировкой мы его догола разденем!

— Ну, хорошо, я согласна! — вздохнула я.

— Отлично! — обрадовался Рвачёв и потёр руки. — Тогда вспомни хоть один случай, когда твой муж на тебя кричал.

Я молча, тупо смотрела на Рвачёва.

— Ну?

— Не помню.

— Ты что? С ума сошла? Не помнишь, чтобы он кричал?

— Не помню. Он никогда не кричал.

— Не морочь мне голову! Все люди кричат, он не исключение. Думай! Придумай, в конце концов!

— Ой, вспомнила! — вдруг спохватилась я. — Один раз кричал! Даже юбку мою на пол бросил!

— Вот видишь! Когда это было?

Рвачёв записал что-то в блокнот и побежал в комнату около зала заседания. Я села у дверей в зал. Гарика было не видно. Через полчаса меня позвали. В большой комнате на возвышении сидел судья. Внизу стоял большой стол. Вошёл Гарик со своим адвокатом. Их посадили с одной стороны стола, Рвачёва и меня — с другой. Гарик сидел, опустив глаза в стол, пухлая нижняя губа была упрямо поджата. Телохранитель стоял у двери в зал и, не мигая, смотрел перед собой.

Судья меня что-то спросил. Я ответила:

— Да, сэр.

— Не «да, сэр», а просто «да»! Понятно? Повторяю вопрос!

Я смотрела на Гарика. На его лице не было ни стыда, ни сожаления. Одна только подлость.

Рвачёв спросил Гарика, правда ли, что он орал на меня за юбку.

— Да, — прошептал Гарик.

Судья объявил, что мы разведены за жестокое и бесчеловечное отношение Гарика ко мне.

Суд кончился. Рвачёв вскочил, схватил меня в объятия и при всех расцеловал.

— Ты с ума сошёл? — оторопела я. — Мы в суде!

— Ура! — радовался Рвачёв, как будто был не на разводе, а на свадьбе.

Мы вышли в коридор. Я столкнулась с Гариком, и он первый раз поднял на меня глаза. Я ухмыльнулась ему в лицо с такой злорадной ненавистью, на которую только была способна.

Вместе со своим другом я ждала маму у здания суда. Растерянно улыбаясь, она вышла с адвокатом, который от возбуждения не шёл, а подпрыгивал, заглядывая маме в лицо.

— Ну что, поздравляю? — спросила я.

— Не знаю. Развод дали с формулировкой за жестокое обращение со мной, а не с Гариком, но о деньгах пока ни слова, а это меня больше всего беспокоит. Долг же висит надо мной!

— Всё, всё! — ликовал Рвачёв. — Едем праздновать на Брайтон!

Мы расселись по машинам и поехали в русский ресторан. Я была не голодная. Мой друг тоже. Нам ещё предстояло ехать на день рождения, поэтому наталкиваться сытной едой не хотелось Мама, видимо, так перенервничала, что есть не могла совсем. Мы заняли столик в «предбаннике», маленьком уютном закутке при входе, где хорошо было слышно гремящую из главного зала музыку, но можно было беседовать, не надрывая глотку. Вокруг стояли красиво сервированные пустые столики, в глубине закутка пестрел цветными этикетками бар. Кроме нас в «предбаннике» никого не было. У стойки администратора, около входа, на стульях развалились огромные бритоголовые громилы с дубинками и пистолетами.

«Убийцы!» — подумала я.

«Убийцы» сменили позу и уставились на нас.

— Только не надо стрелять, — пошутила я, но по их физиономиям поняла, что моё чувство юмора не оценили. Мы сидели за пустым столом. «Убийцы» не спускали с нас не мигающих глаз. Не успели мы открыть меню, как к нашему столику подскочил черно-белый элегантный, как пианист, официант. Снисходительно глядя поверх наших голов, тоном, не допускающим возражений, он объявил:

— У меня еще сто человек в главном зале, поэтому я не могу уделить вам много внимания. Заказывайте по быстрому, а иначе будете ждать неизвестно сколько!

Наспех пробежав глазами список блюд, мы выбрали первое попавшееся. Официант схватил меню и убежал. Вокруг нас началась непонятная карусель. Сначала нам принесли коктейли. Не успели мы последний раз хрюкнуть трубочкой в фужере, как незнакомый официант подскочил и одним махом забрал со стола недопитые бокалы. Другой незнакомый официант метнул на наш стол корзиночку с хлебом и блюдце с маслом. Третий черно-белый незнакомец с салфеткой на руке ловким движением схватил нашу полупустую пепельницу, шмякнул ее на блюдце с маслом и унес и то, и другое…

— Что происходит? — возмутилась я, а наш самый первый официант уже нес нам горячее.

— У нас почему-то забрали масло, — пожаловалась мама.

— Ну, что? Принести вам другое? — раздраженно спросил официант.

— Принесите! — упрямо кивнула мама. Удивленно подняв брови, он взглянул на нас, как на попрошаек, и удалился. По его спине было ясно, что просьба наша неприлична, и масло нам нести никто не собирается! В это время появился еще один незнакомец из обслуги, который галантно разлил в наши бокалы воду со льдом.

— Пошли потанцуем! — предложила я своему другу.

В тот момент, когда мы вошли на танцплощадку, музыка прекратилась. Около сцены стоял официант с тортом. Ведущий объявил:

— Для поздравления с днем рождения приглашается именинник Гриша!

Все ждали Гришу. Гриша не шел.

— Эй, Гриша, где вы? — надрывался ведущий. — У официанта уже болят руки держать ваш торт! Идёте вы или нет?

— С такими больными руками в ресторане не работают! — орали из зала.

Наконец, покачиваясь и пьяно улыбаясь, вышел Гриша и полез к официанту с тортом обниматься, а, может быть, подержаться, чтоб не упасть. Торт закачался, половина горящих свечек потухла.

— Happy birthday to you, Гриша! — с ненавистью рявкнул ведущий, и музыканты ловко включившись, подпели. Кто-то подхватил торт. Гришу увели заботливые родственники.

— Перерыв! — объявил ведущий.

За столом, у колонны, где я стояла, громко беседовали, а точнее перекрикивали друг друга, наши люди.

— Эта Америка всех ебет, и наша задача ебать ее в ответ! Я в прошлом году набрал по кредитным картам 20 тысяч и объявил банкротство! Теперь жена делает тоже самое! Все законно! Никаких нарушений! Через год дадим тысячу адвокату и будем чистенькими!

— Главное, не нарушать закон! Америка добрая, все простит!

— А помнишь, наш Сема женился по-деловому? Дал ей грин-карту, теперь от этой бляди не отвяжется! Бедный парень, он уже не рад тем деньгам!