— Не знаю, не сообразил, что-то врал, запутался!

— Сам виноват! Ври меньше, правду говори! Скажи, встречались, говорили о делах!

— Кстати, о делах. Через месяц — суд. Ты за него должна будешь мне заплатить пятьсот долларов.

— Опять?! Нет, это невыносимо! Вы будете играться, суды перекладывать с числа на число, а я каждый раз платить по пятьсот долларов? Я не могу, ты понимаешь? Живу с дочкой на зарплату! А ты говоришь — любовь! Вот она, любовь-морковь твоя адвокатская!

— Послушай меня! За этот суд ты мне заплатишь пятьсот, но больше — ни копейки! Сколько бы ни было в будущем судов, больше — ни копейки! Я тебя действительно люблю и обещаю это во имя нашей любви! Впредь я буду всё делать бесплатно! Обещаю!

— Что значит «впредь»? Сколько же ещё будет судов? Это что, до бесконечности будет длиться?

— Трудно сказать! Может быть, несколько.

— Как несколько? Да что же это такое, боже мой! Зачем нам несколько судов? Всё же очевидно! Сели, обсудили, приговорили! Всё!

— Ты просто ничего в этом не понимаешь! Но почему ты так волнуешься? Я же сказал, что впредь больше — ни копейки!

— Конечно, я волнуюсь! Людям надо долг отдать, ты забыл? Или ты думаешь, я его придумала? Я очень переживаю!

— Ничего! И долг отдадим, и ещё кое-что получишь!

— Не надо мне ничего! Долг бы отдать и всё! Пропади оно всё пропадом! Никогда не думала, что американский суд такой беспомощный!

— Ну, всё! Не омрачай вечер! Мы договорились, а теперь пойдём, потанцуем!

— Но ведь никто не танцует!

— А мы будем, пошли!

Мы поднялись. Играли танго. На площадке, кроме нас, никого не было. Я утратила ощущение реальности. Музыка. Пахнет хвоей. Чьи-то ласковые руки вокруг меня. Даже не верилось, что за порогом всё по-другому.

— Интересная у нас с тобой получается история, — сказала я. — Как в кино. Кошмарный развод, а адвокат влюбляется в свою клиентку. Просто просится на экран. Гарика будет играть Джеймс Вуд, он на него похож. Меня — моя любимая Шерли Макклейн, а тебя?

— Меня Дастин Хоффман.

— Почему Дастин Хоффман? У вас с ним, кроме роста, ничего общего!

— Это мой любимый артист!

— В кино всё кончается хорошо, а у нас «хэппи энд» не предвидится! И зритель не поймёт, как при всей любви ты с меня шкуру снимаешь, словно Гарик!

— Я же сказал, впредь — бесплатно! Хватит об этом, танцуй!

Когда мы вышли на улицу, дождь стоял стеной.

— Пойдём заберём машину с парковки, я тебя немного подвезу, потом возьмём такси. Вот тридцатка, доедешь!

В гараже Рвачёв протянул служащему кредитную карту.

— Только наличные! — покачал головой служащий.

— Фу ты, чёрт! У меня нет наличных! Что же делать?

Рвачёв беспомощно посмотрел на меня.

— Слушай! Одолжи мне эту тридцатку, я потом её тебе отдам!

«Знакомый текст, — подумала я. — Повторяется история с колечком!» Но деваться было некуда. Бежать по дождю, искать банк глупо. Машину надо было забирать. Я отдала Рвачёву деньги. Сажая меня в такси, он опять шепнул:

— С Новым годом! Я люблю тебя!

— Спасибо! И тебя с Новым годом! Пока!

Такси тронулось. Я откинулась на сиденье. «Что меня ждёт в Новом году? Господи, поскорей бы кончился этот кошмар!»

К Новому году мне хотелось подарить маме что-нибудь особенное. Вообще дарить подарки — целая наука. Она так и называется — «подарковедение». Это означает подарить именно то, что человек хотел бы иметь и очень бы обрадовался. Мама в этой науке — профессор. Она всегда очень внимательно слушает, когда кто-то о чём-то мечтает. Мама может купить подарок на день рождения чуть ли не за полгода, точно зная, что именно это человек давно хотел.

Я однажды спросила маму, какой подарок, сделанный ей, она больше всего запомнила.

— Это было давно. Мы учились в институте, я очень любила стихи Цветаевой, но книжку её купить никак не могла. Во-первых, было не достать, во-вторых, очень дорого! И вот один влюблённый в меня мальчик одолжил на сутки сборник Цветаевой и всю ночь читал её стихи вслух, записывая на магнитофон. Вот эту плёнку я и получила в день рождения. Это был самый лучший подарок!

— Мама, а кто этот мальчик? Я его знаю?

— Нет.

— А почему ты за него замуж не вышла?

— Чуть было не вышла, но познакомилась с твоим папой и вышла за него!

— А где он сейчас, этот мальчик?

— Он хотел увезти меня в Америку много лет назад, но погиб случайно. Утонул.

Вот такая у меня мама-невезучка! Но вернёмся к подаркам. Мамины подарки всегда со значением, она часто сопровождает их каким-нибудь четверостишием. Получается очень здорово! Поэтому и мне хотелось сделать маме подарок так, как она умеет это делать другим.

Я думала-думала и придумала!

Когда в последний день старого года мама пришла с работы, на столе стояла маленькая коробочка, а рядом лежал конверт.

— Что это? — спросила мама.

— Открой! — загадочно улыбнулась я.

Мама развернула обёртку и открыла коробку. На чёрной бархатной подушечке лежала большая серебряная капля с золотым ободком. Посредине была золотая пантера с поднятой лапой.

— Это мне? — радостно воскликнула мама. — Чудесный кулон! Мне эти пантеры давно нравятся!

— Прочти открытку! Я её сама на специальном компьютере сделала!

Мама открыла конверт и достала открытку. Стихи я написала на английском.

— Доченька моя! — обняла меня мама. — Ты настоящая поэтесса! Это восхитительно! Спасибо!

— Вся в тебя! — поцеловала я маму и побежала встречать Новый год с ребятами.

Белка сказала: «Куда я пойду встречать Новый год, туда и ты». Вечером тридцать первого Белла и Фима заехали за мной по дороге к своей подруге, где собиралась вся их компания-кишинёвцев. Каждому было дано задание приготовить смешной номер для концерта самодеятельности.

Нас встретили весёлым шумом и тут же нарядили в цветные колпачки и золотые короны. Сначала, как положено, проводили старый год, который я не могла вспомнить без содрогания, потом с шампанским встретили Новый 1993-й. С боем часов все мысленно загадывали желание. Кто-то — чтобы дочку наконец-то выпустили из Израиля навестить родителей в Америке, кто-то — о хорошей работе, о выигрыше в лото, о здоровье, а я при каждом ударе часов молилась лишь об одном: «только бы суд побыстрее закончился и расплатиться с долгами!»