— Я тут была на концерте. Встретила твою бывшую свекровь! Ну, ты меня знаешь, у меня не задержится! Я ей сказала: «Бася! Как же вам не стыдно! Зачем вы женщину обидели? Она одна приехала, с девочкой, всё своим горбом заработала, а вы её обокрали и с долгами бросили!» Знаешь, что она мне ответила? «Я верю в возмездие!» Повернулась и пошла, как королева. Я ей вслед сказала: «Ала-вай! Будет тебе и возмездие, и твоему сыночку!» Ну, как людям не совестно! Ведь Бася от тебя, кроме хорошего, ничего не видела! Когда уж суд-то будет? Скоро? Хоть бы ему там всыпали как следует!

К суду я готовилась, как артистка к премьере. Поскольку Гарик обвинял меня в жестоком и бесчеловечном отношении, то решила выглядеть как сама чистота и невинность. А что было делать? На войне, как на войне!

Первым делом купила новое платье. Серенькое, из мягкой фланели с отложным белым кружевным воротничком и белыми перламутровыми пуговками. Когда я его надела, то стала выглядеть, как дореволюционная гимназистка. На плечи накинула белый пуховой кружевной платочек и, скорбно потупив глаза, этакой лебёдушкой поплавала взад и вперёд перед зеркалом. Готово! В таком уютном виде хорошо у самовара чай разливать. На злодейку я была совершенно не похожа. Надела мохеровое пальтишко, мягкое и женственное, и отправилась в суд.

Я пришла самая первая. Ни Рвачёва, ни Гарика с адвокатом ещё не было. Я взяла стул и села перед входом, чтобы увидеть всех прибывающих.

Народу становилось всё больше. Около входа, где проверяли документы и сумки, образовалась небольшая толпа. В ней я увидела голову Гарика. На его лице было какое-то мертвецкое выражение.

«Он один или с адвокатом?» — не успела подумать я, как рядом с отрешённо-вытянутой физиономией Гарика появилась красная бандитская рожа, а потом во весь рост перед входом возник типичный наёмный убийца. Зализанная голова, с хвостом на затылке, накачанные руки, выпуклая грудь с толстенной золотой цепью, на ногах высокие кованые ботинки. Он покрутил перед носом дежурного бумажкой и отработанным движением поправил пистолет в кармане.

«В меня что ли стрелять собираются? — пошутила я сама с собой. — Где он взял такого адвоката?»

«Убийца» подошёл к стене и застыл в позе гестаповца на посту. Гарик, поникшим седым одуванчиком, прислонился рядом с ним. Через минуту Гарик поднял голову и с несчастным видом прошептал что-то «убийце» на ухо. Тот встрепенулся, как сторожевая собака, услышавшая шорох, осторожно, крадучись, открыл дверь мужского туалета, проскользнул туда, прилипая спиной сначала к открытой двери, потом к стене, придерживая дверь рукой, оглядываясь и с чувством выполненного долга кивнул Гарику — проходи!

Гарик поплёлся в туалет. «Убийца» закрыл за ним дверь и встал на пороге — ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди. Вся сцена напоминала пародию на боевик.

«Господи! — вдруг до меня дошло. — Это же телохранитель! Гарик нанял телохранителя! Он разрабатывает версию жестокого обращения и наёмных убийц. А это — действующие лица и исполнители! Ну что ж! Ты изображай жертву с телохранителем, а я буду героиней портретов художников-передвижников начала века». Я грациозно поправила на плечах белый кружевной платочек.

Гарик на меня демонстративно не смотрел, а я так же демонстративно не отрывала от него глаз. Мне было интересно, сколько подлости помещается в этой маленькой седовато-лысеватенькой головке?

В это время к Гарику подошёл его адвокат. Тот самый Шах, с которым я тщетно переписывалась. Передние зубы торчали у него изо рта, как растопыренные ноги, поэтому рот был постоянно вытянут в ехидной улыбке. Пучок волос, берущий начало у правого уха, покачивался над головой, как пьяный на ветру. По идее, в лежачем положении, пучок должен был прикрыть лысину и закончиться у левого уха. Вместо этого он мотался из стороны в сторону, а макушка сально отражала огни лампочек на потолке.

Шах и Гарик зашептались. Моего адвоката всё ещё не было. Заседание суда должно было вот-вот начаться.

«Удивительно, — нервничала я. — Слупить с меня за суд пятьсот долларов и даже не удосужиться вовремя прийти! Паразит! Сволочь!»

Шах бросил на меня любопытный взгляд, означающий «где твой адвокат?». Я виновато пожала плечами. В это время влетел Рвачёв, красный, взъерошенный, но в хорошем костюме и красивой рубашке.

— Прости, прости! — сжал он мне на ходу руку и подбежал к Шаху.

Они куда-то ушли, а я и Гарик остались в коридоре. Прошло минут двадцать. Адвокаты вышли с высоким мужчиной, похожим на большого наглого кота. Он был круглым, лоснящимся, с торчащими вверх усами и под ними улыбкой от уха до уха. Пиджак расстегнут, руки — за поясом брюк. На всех посматривал свысока, громко смеялся и разговаривал с явным превосходством. Наши адвокаты послушно кивали, как дети перед учителем.

Шах подошёл к Гарику, а Рвачёв схватил меня и потащил в другой конец коридора.

— Кто это? — на ходу успела спросить я.

— Помощник нашего судьи. Он всё решает, а судья только объявляет.

— Ну, всё, я пропала! — простонала я. — Этот наглец меня засудит!

— С чего ты взяла? — Рвачёв резко остановился и гордо на меня посмотрел. — А я на что? Значит, так. Этот помощник — очень умный мужик! Он посмотрел документы, послушал нас, — Рвачёв приосанился, — и объявил, что твой муж вообще права на развод не имеет, а всё, что они представили в виде обвинения, — полная ерунда! Понятно? С другой стороны, он сказал, что даст развод, но только если его попросишь ты и только по той же статье 170-1, то есть за жестокое и бесчеловечное отношение к тебе! — от радости Рвачёв не мог спокойно стоять на месте. — Ты поняла? Ты поняла? — ликуя, переспрашивал он.

— А деньги?

— С деньгами надо подождать. Сегодня могут только развести, а суд о деньгах в следующий раз.

— Как в следующий раз? Я не хочу в следующий раз! Это значит, опять ждать, опять платить! У меня больше нет денег! Я и так живу на отрицательные величины!

— Ты не понимаешь! Если ты не согласна, всё равно наш вопрос перенесут! Сегодня и развод, и деньги рассматриваться не будут!

— Почему? Это по расписанию наш день, мы его ждали, все в сборе! Почему надо что-то переносить?

— Не будут и всё! Без «почему»! — Рвачёв уже злился.

Я вспомнила слова Бори Лишанского о том, что адвокаты будут делать всё возможное, чтобы тянуть время и обирать своих клиентов. Но почему американское правосудие позволяет проделывать подобные трюки, понять не могла. «Они тут все заодно!» — с раздражением подумала я.

— Скажи спасибо, что тебе формулировку меняют! — продолжал шипеть Рвачёв. — А когда ты придёшь на суд о деньгах с формулировкой, что к тебе жестоко и бесчеловечно относились, то, как ты думаешь, это поможет?

— Не знаю! Я только понимаю, что Гарик хочет развода, я ему его дам, и больше ему ничего не надо!

— А тебе числиться замужней женщиной надо? Сейчас тебе дают приличную формулировку развода, а потом твой муж докажет твою неверность и будет другая формулировка!