– Детка, это ты? – прохрипел странный низкий голос после седьмого гудка, когда она и не надеялась услышать Суровкина.

– Я… я, – отозвалась Лавра. «Детка» – так Рафа её ещё ни разу не называл. Что это на него уже нашло?..

Подъездная дверь громко скрипнула, и Лавра испугалась ещё сильнее. Домофон отключился.

Отличница несмело вошла внутрь и огляделась. Подъезд был чист. На первом этаже находились всего две двери, и студентка поплелась наверх по широкой монолитной лестнице. Преподаватель жил на четвёртом уровне, причём его квартира была здесь единственная. Да, не хило устроился юрист строительной фирмы.

Нажав на звонок, Лавра на этот раз предусмотрительно отошла назад, дабы дверь не шарахнула её по лбу, который до сих пор болел после вчерашнего удара Гаральда. Но квартира, к удивлению, оказалась открытой. В двери зияла щель, сквозь которую виднелся бежевый коврик. Потянув ручку на себя, девушка осторожно заглянула внутрь, однако никого за ней не обнаружила. В прихожей горел свет, а в воздухе пахло миндалём и шампанским. Неужели Суровкин уже лежит в постели, дожидаясь, пока девушка придёт к нему сама?..

– Рафаэль Бергетович? – позвала она и, не дождавшись ответа, прошла внутрь.

Скинув зимние сапоги и повесив шубу Екатерины Львовны на медный крючок в прихожей, Лавра без спешки направилась по коридору к комнате, где горел оранжевый свет. По пути она изучила обстановку. На стенах висели маленькие чёрно-белые картины, на которых были изображены какие-то дома. Обои поблёскивали жёлто-красными цветочками. Потолок в квартире был высоким, почти как в старых сталинских домах. Здесь же имелись всякие полочки, тумбочки, на одной из которых располагался телефон. Правда, его трубка была не на месте, а лежала рядом и издавала короткие сигналы. Видимо, услышав голос студентки, Суровкин позабыл обо всём на свете и сразу же кинулся в спальню. От этого напряжение Лавры только усилилось. Что ж, наверное, так даже лучше.

В комнате, двери которой были настежь открыты, царил сквозняк. Лавра первым делом взглянула на окно и обнаружила там проход в лоджию. Странно, чего это Рафа устроил тут холод? Впрочем, взгляд сам собой уткнулся в широкую, занимавшую почти половину комнаты кровать, поверх которой лежал и сам Рафаэль Бергетович, обняв себя правой рукой. Вернее, он даже не лежал, а как-то криво сидел, упёршись головой в спинку койки и смотря куда-то вниз. К счастью, он был ещё одет. На нём красовалась обтягивающая футболка и джинсы. Странно, но он никак не отреагировал на появление брюнетки. От этого Гербер окончательно растерялась.

– Рафаэль Бергетович, – позвала его Лавра дрожащим голосом, прижимая сумочку к груди, – я пришла…

Суровкин не ответил. Тогда она сделала пару шагов к кровати и вздрогнула. Левая рука преподавателя свисала с края постели, а рядом с ней валялся шприц с толстой чёрной иглой, с кончика которой капала алая кровь. Зелёные глаза Рафы казались какими-то мутными. В них не было привычного злого огонька и презрения, они просто глядели в пустоту. А его бледное лицо портила пена изо рта.

Мысли роем налетели на голову, и Лавра покачнулась в сторону. Не может быть, он наркоман и… И, похоже, переборщил с дозой? Но где жгут и ватка, обмоченная в спирте?.. Или состоятельный Суровкин экономит на этих процедурах и колит себя куда попало?!

По полу пронеслась бумажка. Сквозняк гонял её из угла в угол, и Лавра невольно обратила внимание на рисунок. Это была такая же листовка, что и у умершей в университетском парке Лики Лаврентьевой!..

Лавра слишком поздно опомнилась – в коридоре раздался посторонний шорох. Девушка испуганно обернулась на дверь, сумочка с грохотом рухнула ей под ноги, а в ушах застучал пульс. «Нет, не может быть, – убеждала она себя. – Его убили, причём так же, как и тех бедных студентов». Да-да, Лика Лаврентьева умерла от передозировки, равно как и Коля Лавраткин. Лишь Настенька Лаврова задохнулась от газа, но всё же погибла не по своей воле. И вот теперь неведомый душегуб подбирается ко входу в спальню…

Шорох в коридоре плавно перетёк в шаги, медленные, настороженные, словно кто-то боялся заглянуть в заветную комнату. Лавра спохватилась и подняла сумочку. Достав спасительный шокер, она в один момент привела его в действие и отошла к раскрытой балконной двери. На пороге спальни возникла тень, и чья-то рука взялась за дверной замок.

– Ты??? – опешила Гербер, едва не выронив оружие. Она никак не ожидала встретить этого человека здесь и, тем более, при таких обстоятельствах.

– Думала, я не узнаю, какая ты шалава?! – зло прошипел парень, глядя на неё сквозь светлую чёлку, спадавшую прямо на глаза. – Или ты думала, что это останется в тайне?..

– Рудольф, ты… – запнулась Лавра от недоумения, и ноги предательски дрогнули. – Но как???

– Рафаэль упорно убеждал меня, что ты шлюха, причём самая что ни на есть подзаборная, – хрипел от ярости Орфин, не решаясь пройти вглубь комнаты. – Когда ты, опьянев от бренди, рассказала мне, что он пытается склонить тебя к постели, я в ту же ночь заявился к нему, мы чуть не подрались. Потом он объяснил мне, что в действительности многие студентки заигрывают с ним сами и готовы залезть к нему в трусы ради зачёта. Он сказал, что ещё ни разу никого не заставлял делать это, все соглашались на постель по собственному желанию.

– Это ложь!.. – сумела выговорить девушка, преодолевая пульсирующую боль в виске, которая так некстати разыгралась.

– Нет, это самая что ни на есть правда! И Рафа предложил мне пари. Давай, говорит, проверим, согласится ли скромница Лавра на секс или предпочтёт остаться честной и непорочной… Странно, но до последней минуты я был уверен, что ты не придёшь сюда, что ты одумаешься и пошлёшь его куда подальше. Оказалось, ты ничем не лучше остальных шлюх! Такая же мелочная потаскуха!!!

– И поэтому ты убил его, да?! – закричала Гербер в истерике, невпопад махая перед собой шокером. – Как убил и всех тех студентов, вколол им звериную дозу наркотика!..

– Ты спятила, – покрутил Рудольф пальцем у виска, двигаясь к кровати. – Марина, Глеб, Катя – они с таким восторгом отзывались о тебе, говорили, какая ты умная и хорошая-прехорошая. Но ты же обычная шлюха и…

Закончить фразу ему не дал вид лежащего на кровати друга. Вероятно, он пытался насладиться этим зрелищем, поскольку Суровкин, действительно, выглядел жалко с пеной на губах, с откинутой рукой, с лежащим рядом окровавленным шприцом и с безжизненными мутными глазами. Однако Орфин повёл себя в высшей степени странно. На его лице застыла маска шока, рот сам собой открылся, а руки болезненно задрожали. Казалось, что убитого сластолюбца он видит впервые.

Рудольф припал к другу, потормошил его, постучал по щекам, а потом удосужился проверить пульс.

– Прикончила, – прошептал парень, и его лицо сделалось каким-то серым. – Ты его… убила!..

– Нет, это ты сделал, ты! – истерично возразила она, вновь выставив шокер в его сторону. – Предупреждаю, если приблизишься ко мне, мало не покажется!