Упершись ладонями ему в плечи, Эмма широко улыбнулась и приподнялась, устанавливая ровный ритм. Ее прелестные груди подпрыгивали прямо у него перед лицом. Он наклонил голову, чтобы посасывать и лизать затвердевшие бугорки. Затем чуть отклонился и посмотрел ей в глаза.

– Я люблю тебя.

И словно его слова послужили сигналом, она напряглась, отдаваясь наслаждению.

Он положил руку ей на затылок, притянул к себе, впился губами в ее рот и излил семя в свою будущую жену – в женщину, которую любил всем сердцем.

Спустя двенадцать недель Саймон занимался обучением своей жены одному весьма неприличному послеобеденному развлечению, когда в дверь их спальни постучали.

– Убирайтесь! – рявкнул он.

– Саймон! – Эмма игриво шлепнула его по руке. – Что подумают слуги?

По правде говоря, ему было все равно. Сейчас он мог думать только о том, как бы погрузить свое мужское естество в жену и довести ее до вершин блаженства.

– Ну, что такое? – буркнул он.

– Пришел мистер Бишоп, милорд, – сказал Харрис. – Он желает побеседовать с ее милостью.

Прижав одеяло к обнаженной груди, Эмма резко села.

– Вы сказали – Лоуренс Бишоп?

– Да, миледи, – ответствовал Харрис. Под дверь, словно порыв ветра, влетела визитная карточка.

Глаза Эммы широко распахнулись. Она стиснула голое бедро Саймона.

«Лучше бы она сдвинула руку чуть левее», – подумал он.

– Саймон, мистер Бишоп – торговец предметами искусства, о котором я тебе рассказывала! Его приобретения продаются за немыслимую цену в аукционных домах Кристи Мэнсон и Вудс! Много месяцев назад я послала ему письмо, спрашивала, нельзя ли показать ему несколько моих работ. Надеялась, что он сможет направить ко мне хотя бы несколько клиентов. Он мне так и не ответил.

Эмма выпрыгнула из кровати, потащив за собой все одеяла и оставив Саймона голышом.

Он вздохнул. Бишоп выбрал самое неудачное время, чтобы нанести Эмме визит. Несмотря на восставший член, Саймон все же выбрался из постели и надел брюки.

Эмма подняла карточку и заморгала.

– «Мистер Лоуренс Бишоп. Поставщик произведений изящного искусства», – прочитала она вслух. – Это он. Саймон, ты просил его нанести мне визит?

– Я? – Саймон улыбнулся, натягивая через голову рубашку. Последние работы Эммы были просто выдающимися. Их должны были увидеть не только члены семьи.

Она прищурила прелестные синие глаза.

– Ты просил его прийти, верно?

– Может быть. Харрис, ты все еще ждешь под дверью?

– Да, милорд.

– Скажи Бишопу, что ее милость скоро спустится. – Саймон сел на кровать и натянул носки и ботинки. – Не заставляй его ждать, милая.

– Но я выгляжу ужасно! Я не могу встретиться с ним сейчас!

– Конечно, можешь. И выглядишь ты прекрасно, как всегда.

Эмма вспыхнула и, все еще в намотанном на голое тело одеяле, распахнула дверь.

– Эмма?

Она резко повернулась.

– Хотя я считаю, что ты выглядишь просто ошеломительно, все же предлагаю тебе сначала одеться.

– Ой, мамочки! – Она захлопнула дверь.

Не прошло и пятнадцати минут, а Саймон уже наблюдал за тем, как его прелестная жена взволнованно следит за Бишопом, расхаживающим по ее студии на верхнем этаже дома на Керзон-стрит.

Розовый оттенок, появившийся на ее щеках в результате усилий Саймона всего несколько минут назад, исчез, и она нервно ломала руки. Похоже, она совершенно не сознавала собственного таланта к написанию жанровых сценок и пейзажей. Бишоп будет последним дураком, если не схватит все картины, завершенные Эммой недавно. В последнее время она с фантастической скоростью писала лондонские пейзажи, утверждая, что Саймон – ее муза.

Бишоп постучал пальцем по сжатым губам и уставился на картину, написанную Эммой на прошлой неделе, – на ней была изображена новая пекарня миссис Флинн. Саймон улыбнулся. Его вложения в пекарню окупятся, если миссис Флинн сумеет никогда не подпускать Бейнса к кухне.

Слегка пожав плечами, Эмма взглянула на Саймона.

«Успокойся, – произнес он одними губами. – Они потрясающие».

«Ты необъективен», – точно так же ответила она.

Кроме того, ему не терпелось вернуться обратно в спальню и продолжить урок невоздержанности. Его жена оказалась очень способной ученицей.

Бишоп снял с переносицы пенсне в золотой оправе.

– Хм-м. Это написали вы? – Он очками показал на картину. В его властном голосе звучала обвинительная нотка.

Неужели он считает картину недостойной? Ну, если он ранит чувства Эммы, Саймон просто вышвырнет его из дома.

– Да, – произнесла она едва слышным шепотом, но тут же расправила плечи. Саймон понял, что она гордится своей работой. – Да, я, – повторила она уже гораздо увереннее.

«Молодец. Никогда не уступай».

Вернув пенсне на нос, Бишоп снова стал изучать картину.

– Мистер Бишоп, я слегка в растерянности. Почему вы оказались тут? – спросила Эмма. – Вы знаете кого-то, кто хочет заказать свой портрет?

– Нет, – лаконично ответил тот. Затем снова прошелся по студии, и всякий раз, останавливаясь перед какой-нибудь картиной, он издавал негромкий звук, словно исходивший откуда-то из глубины его глотки. Наконец он задержался перед пейзажем, изображавшим цветущий луг. Бишоп снова издал этот странный звук, оглянулся на Эмму и опять перевел взгляд на картину. – Вы никогда не выставляли свои работы?

– Нет.

В первый раз с той минуты, как вошел в студию, Бишоп улыбнулся, и тревога Саймона испарилась.

– Я буду рад представлять вас, леди Адлер. Вы согласны?

Как только Бишоп ушел, Саймон схватил бутылку шампанского и утащил жену обратно в спальню, чтобы отпраздновать это событие только вдвоем. Он едва успел поставить два бокала на прикроватный столик и вытащить пробку, как в дверь опять постучались. Саймон сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти.

Эмма хихикнула.

– Наверное, это Лили. Когда я видела ее в последний раз, она обыгрывала Харриса в шахматы. Видимо, хочет рассказать нам об этом.

Харрис и Лили казались странной парой, но, поскольку Бейнс и миссис Флинн объявили о своем намерении пожениться, а Ника Саймон отправил в ту же школу, где учился Майкл, Лили и Харрис сдружились.

– Думаю, нам пора отправить твою сестру в какую-нибудь частную школу. Может быть, в Швейцарию.

– Это слишком далеко, и ты будешь скучать по ней так же сильно, как я.

Он и в самом деле будет скучать по этой озорнице, но сейчас Саймон просто издал какой-то неопределенный звук и крикнул: