В моем понимании труд Харбера и многие другие исследования в области социальной психологии, изучающие взаимосвязь социального статуса, мотивации и умения оценивать угрозы и сложности, – это история о способности воспринимать себя как надежное судно, которое может проделать путь из одной точки в другую. Наше исследование боязни надежды подкрепляет этот тезис: чем меньше подобных ресурсов у испытуемых, тем сильнее боязнь надежды. Когда, помимо прочего, ваша самооценка высока, вы верите, что окружающие подхватят вас, если вы оступитесь, в жизни есть смысл и он стимулирует достигать определенных целей, а вера в свои силы и самоуважение сильны; вы ощущаете, что экипаж под названием «я» потянет тяжелый груз ответственности ваших стремлений и целей и доставит туда, куда нужно.

Результаты социально-психологических исследований и здравый смысл подсказывают, что опыт общественной жизни может как укрепить, так и подорвать вашу способность проявлять настойчивость. Когда социальные ресурсы в избытке, финишная черта кажется близкой и достижимой; если же потенциала не хватает, эта линия – лишь неясная тень далеко на горизонте.

Почему ресурсы имеют такое большое значение? Ответ очевиден. Человек – социальное животное, возможно наиболее социальное из всех. Как отмечает авторитетный биолог Уилсон в своей работе, наши мозги спроектированы специально для социальных контактов и мы в большей степени зависим от коллективной работы и взаимодействия, чем от инстинкта выживания[187]. Когда мы не связаны с другими, мы ощущаем себя не в своей тарелке и уделяем больше внимания удовлетворению своих основных нужд и безопасности, вместо того чтобы рисковать и самосовершенствоваться. Я считаю, что это абсолютно верно. Но все эти исследования доказывают лишь, почему социальные взаимосвязи и поддержка так важны для нас. Они не объясняют, каким именно образом это помогает.

Я полагаю, что чем крепче ваши связи с окружающими, чем больше последние вас ценят, тем выше склонность рисковать, осознавая свою единоличную ответственность, так как вы верите, что сеть ваших взаимоотношений поймает вас, если вы упадете (есть ли что-то более надежное?). Позитивный социальный опыт питает вас, внушая, что вы хоть и одни, но не одиноки: есть человек или группа людей, которые осторожно поднимут вас и отряхнут пыль, если что-то пойдет не так (и снова мы прослеживаем аналогию с ребенком, у которого хорошие отношения с родителями).

Даже Гарольд[188], обладатель фиолетового мелка, на самом деле не одинок. На первой странице книги он в растерянности, его окружает хаотичный клубок фиолетовых линий. Но затем он рисует луну. Луна освещает ему путь. В лунном свете малыш может видеть и рисует «длинную прямую дорогу, чтобы не потеряться», она ведет его вперед. Гарольд пускается в путь, и история начинается, а луна следует за ним, перескакивая со страницы на страницу, всегда на небе. Ему не нужно рисовать ее снова. Даже когда малыш возвращается домой, залезает в нарисованную им же кровать с простынями и засыпает, выпуская из рук фиолетовый мелок, луна все на том же месте, охраняет его сон, заглядывая в окно.

Я считаю, что луна – это образ родителей малыша либо социальных связей в целом. Что-то, что мы, взрослые, воскрешаем в памяти, когда нужно двигаться дальше. Гарольд проделал свое путешествие в одиночестве, но «в присутствии других» (помните, я цитировал Винникотта?)[189]. Малыш всегда ощущал, что кто-то с ним рядом.

«Кто подхватит меня, если я упаду?» – вот самый тревожащий из всех тревожащих вопросов. «Я буду рядом, что бы ни случилось» – выдающийся манифест веры. Без заряда, который мы получаем от социальных взаимосвязей, сложно двигаться вперед. Это верно для всех, неважно, воспитали вас крепкими орешками или скулящими котятами.

Именно поэтому личностные изменения иногда случаются неожиданно – вспомните Мэри, которая отправилась покорять скалы вместе с Холли, или случайную встречу Питера с Самантой. Вы все спланировали, привели дела в порядок, но не можете продвинуться вперед. И вдруг, если повезет, в вашем социальном окружении происходит что-то неожиданное, что вы не можете контролировать и иногда даже распознать, и вот вы на полной скорости летите навстречу изменениям.

Позвольте мне рассказать последнюю историю, чтобы обосновать свою точку зрения.

ЛИФТ, ГДЕ РОЖДАЮТСЯ ВЗАИМОСВЯЗИ

Я ненавижу делать критические замечания о работе своих сотрудников. Мне плохо это удается. Я склонен смягчать недостатки и делать особый упор на достоинствах. И хотя в результате наши встречи с сотрудниками проходят в приятной и вежливой обстановке, в долгосрочной перспективе это чревато существенными проблемами, из которых наиболее ярко выраженная – недоверие ко мне. Ведь люди знают свои недостатки, понимают, что они заметны, но я не упоминаю о них во время встреч.

После почти трех десятилетий руководящей деятельности я поставил цель: давать более четкую обратную связь. Вполне предсказуемо первая же попытка придерживаться намеченной цели – мне предстояло высказать конструктивную критику одному из руководителей – заставила меня тревожиться. Я не знал, получится ли у меня, и в голове все громче и громче звучала избитая, продиктованная самообманом отговорка: я сделаю это в следующий раз. Я даже выстроил убедительную линию защиты: я не выспался, на улице слишком жарко и душно, а поездка на метро сделала меня раздражительным. Нечестно давать сотруднику обратную связь о его работе в столь отвратительном настроении. Я уже был готов тянуть за хвост пресловутого кота из поговорки. Но случилось нечто неожиданное: я сел в лифт с группой незнакомых людей.

В самом начале пути лифт затрясся, и какая-то женщина пролила на пол кофе. Все отодвинулись от лужи, и один из пассажиров предложил: «Посыпьте ее сахаром. Он впитает большую часть жидкости, а потом придет уборщик». Все кивали, соглашаясь, что это хорошая идея. Еще один человек молча пожертвовал бумажную салфетку, накрыв ей лужу, а остальные наблюдали с большим интересом. Проблема разрешилась. Кто-то сзади заметил: «Это моя лучшая поездка в лифте!», и все засмеялись. Кабина остановилась на следующем этаже, двери открылись, и весьма серьезный мужчина в костюме и галстуке, выходя, сказал: «Встречаемся здесь же через год: тот же день, то же время». Мы покатились со смеху. На каждом этаже мы тепло прощались с выходящими попутчиками.

И этого оказалось достаточно. Где-то на пути между первым и одиннадцатым этажами укрепилась моя вера в окружающих и в человечество в целом. Более того, эти общие ощущения заставили меня поверить в себя. Идя по коридору в сторону наших офисных помещений, я смог хладнокровнее проанализировать, к каким последствиям приведет мое желание отложить конструктивную критику до следующего раза. Одновременно меня посетила и старая добрая мысль: «Почему бы не сделать это на следующей неделе? Я устал, впереди длинный день, сейчас мне не нужна эта головная боль». Но что-то изменилось. Я четко понимал, что несу ответственность за выполнение этой задачи и подведу и себя, и сотрудника, если не сделаю намеченного. Мои мысли переключились с самообмана на подход в духе игры: «Да ладно тебе! Это шанс реализовать поставленную перед собой цель и высказать свои истинные пожелания. Ты же не хочешь возвращаться к старой схеме и откладывать намеченное до самой смерти?»