И вот на склоне лет, совершенно неожиданно, Пертинакс удостаивается наивысшего титула. То, что старик совсем не ожидал такого поворота событий, наглядно демонстрирует ужас, который он испытал, услышав об этом. Когда в позднюю пору новогодней ночи в ворота его дома забарабанили заговорщики, сторож, увидев в щель вооруженных преторианцев во главе с их префектом, опрометью бросился к хозяину и с трудом произнес лишь одно слово: «Пришли!» Все подумали об одном — в Риме Коммода появление солдат в это время могло означать лишь худшее для хозяина дома. Тем не менее старый солдат, сохраняя спокойствие, велел впустить гостей, а сам даже не встал с кровати. Когда нежданные гости вошли в спальню, он жестом пригласил их сесть и произнес: «Я уже давно каждую ночь жду этого. И даже удивлялся, что Коммод так медлит, ведь из друзей его отца один я остался в живых. Исполняйте, что вам велено, а я буду рад избавиться от постоянного страха и обманчивых надежд».

Лет долго и горячо доказывал старому солдату, что пришли они вовсе не для того, чтобы убить его по приказанию Коммода, а совсем наоборот — они предлагают ему императорскую корону. Из всех благородных патрициев Рима он, Пертинакс, самый достойный этой чести, самый опытный военный и управитель, а также всеми уважаемый за свои неисчислимые заслуги перед страной и Римом. Пертинакс долго не мог поверить такому. Сначала он предположил, что это префект так развлекается, потом решил, что Коммод отправил префекта специально для того, чтобы проверить лояльность самого Пертинакса. Напрасно префект уверял, что Коммод мертв и уже ничего плохого никогда и никому не сделает. Но и тут Пертинакс не сразу поверил. Он решил сначала послать доверенного слугу, чтобы тот собственными глазами увидел мертвое тело императора. Только после этого Пертинакс решил, наконец, принять предложение преторианцев, но сделал это с большой неохотой. Описанная сцена весьма красноречиво свидетельствует о царившей в Риме в то время обстановке ужаса и всеобщего недоверия.

Пертинакса в лектике доставили в казармы преторианцев, а заговорщики разослали по всему Риму гонцов с известием, что этой ночью цезарь скончался от апоплексического удара, и вот-вот будет провозглашен новый император. Продолжалась ночь, но никто не спал, празднуя Новый год, теперь же чернь возликовала и вовсе — еще бы, такое невиданное развлечение, такое роскошное зрелище и наверняка великолепным будет и дармовое угощение. И вот уже огромные толпы народа сбегаются к мощному четырехугольному зданию казарм. В своем коротком выступлении префект сообщил четко и ясно — цезарь объелся на пиру и скончался от переедания и внезапного приступа удушья. Затем он представил собравшимся Пертинакса как наиболее достойного кандидата на должность императора. Тот уже совсем оправился и тоже был краток. В ответной речи с достоинством заявил, что готов заняться делами государства при всеобщей поддержке народа, преторианцам же за их особые заслуги перед империей дарует по двенадцать тысяч сестерциев на голову.

Такая подачка не могла удовлетворить преторианцев, которые за годы беззакония стали главной силой империи и привыкли к вседозволенности. И теперь их вовсе не устраивала личность императора: человека уже немолодого, привыкшего к твердой дисциплине, которую он сам же устанавливал в приграничных армиях, к тому же хозяйственного и бережливого, а главное, честного. Но они сами загнали себя в угол, нельзя было медлить с назначением цезаря, ведь по всему Риму толпы уже провозглашали славу новому цезарю. Смирившись, императорские гвардейцы вынуждены были подчиниться неизбежному и выполнили все обязанности, предусмотренные данным случаем, а также единогласно принесли присягу в верности новому императору.

Еще не кончилась эта долгая новогодняя ночь, когда новый император с вершины императорского дворца в Риме в окружении преторианцев приветствовал несметные массы народа у подножия холма, восторженно отвечавшие ему, и немедленно отправился на заседание сената в храме Конкордия на римском Форуме. Сохранились фрагменты записи этого исторического совещания сената, в котором принимал участие также сенатор и историк Кассий Дион. Сенаторы тоже с готовностью восприняли нового цезаря, старались перещеголять друг друга в подобострастных речах, пытаясь пробиться поближе к новому правителю, чтобы коснуться его тоги. В ответ Пертинакс заявил, что, хотя военные и провозгласили его цезарем, сам он не горит желанием принять сию ответственную должность, учитывая свой возраст, состояние здоровья и создавшееся в стране катастрофическое положение. Разумеется, сенаторы дружно запротестовали, уверяя: нет кандидатуры достойной более, чем он. Тогда Пертинакс взял за руку Мания Глабриона, очень влиятельного консула, ведущего свой род чуть ли не от легендарного Энея, и попытался силой поставить его на свое место. Глабрион заявил: если он и займет это место, то лишь для того, чтобы тут же уступить его достойнейшему, то есть самому Пертинаксу. После долгих препирательств и уговоров Пертинакс все же принял звание цезаря со всеми полагающимися к нему дополнительными торжественными титулами, а вместе с ними и весьма редкое — Princeps Senatus, глава сената.

Описанную сцену отказа от трона ни в коем случае нельзя считать каким-то принятым ритуалом, разыгранной напоказ комедией. Она была исполнена глубочайшего смысла, — надеюсь, читатель обратил на это внимание. Пертинакс отказывался от звания, только что полученного от преторианцев, императорских гвардейцев, и принял его лишь из рук сенаторов, высшего органа империи. То есть как и положено законом, а также древними традициями. Тем самым новый правитель подчеркнул, что именно этот орган является решающей инстанцией, а не разошедшиеся преторианцы. Цезарь поступил мудро и правильно, и сенаторы поняли его. Но не только они, гвардейцы тоже. Так что уже через три дня они вдруг объявили новым цезарем некоего сенатора, который так испугался предложенной ему чести, что чуть ли не голым выскочил из дома и помчался в императорский дворец на Палатине, а потом незаметно уехал из столицы и исчез с арены политической жизни Рима. Это было первое предостережение.

Однако вернемся к событиям новогодней ночи. Заседание сената продолжалось до утра. И тут осмелевшие сенаторы дали выход своей ненависти к Коммоду, принимая одно за другим постановления, стараясь как можно больше унизить их гонителя. Первым делом Коммода объявили врагом отечества, посмертно лишили всех почетных званий. Аннулировали все изданные им законы и постановления. Приняли решение разрушить все памятники Коммоду. Многие решительно требовали выкопать уже зарытый труп Коммода, чтобы надругаться над ним, скандируя до хрипоты: «Труп убийцы тащить на крючке! Труп гладиатора тащить на крючке! Убийцу женщин и детей тащить на крючке! Его доносчиков — львам на растерзание!» Эти крики перемежались с верноподданническими восхвалениями Пертинакса: «Какое счастье, что ты наш цезарь! Юпитер да сохранит нам Пертинакса на долгие годы!»

Каплан Цингий Север сделал сообщение: «Коммода похоронили нелегально, я, как жрец, и от имени жреческой коллегии заявляю об этом». Он же внес предложение, чтобы на всех документах, частных и публичных, стереть имя Коммода, а введенные бывшим цезарем новые названия месяцев сменить на прежние.

Надо заметить, что так свободно сенаторы себя еще никогда не чувствовали. Да и не удивительно: старого деспота нет в живых, нового правителя пока никто не боялся, да и своей властью он обязан только им, так что можно себе позволить. Один из современников так прокомментировал постановления сената: