Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барникель расхаживал, зажигал лампы, она же задумчиво наблюдала. Его борода стала больше седой, чем рыжей. Хильда, выложив плохие новости, пришла в расстройство – до того он выглядел старым и измученным. Но тот, похоже, вновь обрел силы. Взяв со стола кувшин, Барникель разлил по кубкам вино.
Она смотрела на него, наполовину сочувствуя, наполовину восхищаясь.
– Что будешь делать? – спросила Хильда.
Подсказку Ральфу дал бедный крестьянин из эссекских лесов. Его застали с мечом, притащили в колчестерский замок, где и учинили нешуточный допрос. Он отважно упорствовал в молчании, однако заговорил, когда ему расплющили суставы пальцев.
Меч был у него давно, еще с той поры, когда он жил в лесу с людьми Херварда Уэйка. Прошло, однако, уже больше пятнадцати лет.
– Они все мертвы, – заявил он.
Из Колчестера малого отправили в Лондон, и Ральф получил возможность его допросить. Тот добавил немного, за исключением одной вещи. Он признал, что оружие поступало из Лондона, где жил человек, которому доверяли мятежники. Малый клялся, что не знал о нем ничего, пока перед самой смертью не вспомнил одну деталь: «У него была рыжая борода».
Скудные сведения. Бог весть, сколько было рыжебородых в старом англо-датском городе. В конце концов, рыжие бороды носили многие нормандцы. Но постепенно, по мере того как Ральф обдумывал все известные факты, в голове у него начал складываться образ ненавистника норманнов, члена старой гильдии защиты, товарища Альфреда-оружейника.
После он узнал и другие вещи. Фрагменты головоломки складывались, пока он в бешенстве не заорал:
– Меня обвели вокруг пальца! – Потом, с улыбкой жестокого удовлетворения, добавил: – Зато теперь я прищучу всех до единого.
И Ральф приготовил ловушку.
– Он явится завтра на рассвете. Обыщет этот дом, а дальше – склад в Биллингсгейте и мастерскую Альфреда. Если найдет оружие, тебе конец. Если нет, его шпионы будут следить за тобой повсюду, – встревоженно произнесла Хильда.
Датчанин, слушая, только кивал.
– Им ничего не найти, – заверил ее Барникель. – А что до слежки… – Он пожал плечами. – Немного изменим план, вот и все.
И рассказал ей об Озрике и тайне Тауэра.
Осознав опасность, в которой пребывали старик и его друзья, она разнервничалась.
– Зачем ты это делаешь? – спросила Хильда.
Барникель объяснил, что все проще некуда. Если Роберт станет королем, ему придется править огромными территориями.
– А он не похож на отца. – (Нормандская власть ослабеет.) – И тогда…
Наследники старого английского рода еще живы. Как и потомки короля Гарольда. Какое-то время Барникель втолковывал ей, что может произойти. Наконец она с улыбкой покачала головой:
– Я понимаю одно: ты все равно не отступишься.
Он ухмыльнулся, почти как мальчишка:
– Я слишком стар, чтобы сдаться. Если старик сдается, то умирает.
– Неужели ты чувствуешь себя таким старым? – спросила она с искренним любопытством.
– Иногда, – улыбнулся он. – Но не с тобой.
И она зарделась, зная, что это правда.
Огонь в жаровне посреди комнаты едва горел. Он чуть добавил угля и опустился в большое дубовое кресло, указав Хильде на скамью, и несколько минут они сидели молча, вполне довольные. Она заметила, что в неподвижности его лица, хотя то не стало моложе, обозначилась мощь, как у величественного старого льва, еще не растерявшего сил. Он сосредоточенно попивал вино.
Что за странный вечер, думалось Хильде. Она сделала все, что могла. Наверное, пора и уйти. Но ей не хотелось уходить. Отец к заходу солнца всегда засыпал. Мужа носило бог знает где. Вскоре, ни слова не говоря, она придвинула скамью и положила голову на грудь Датчанину.
Тот не шелохнулся. Через несколько секунд она почувствовала, как он поглаживает ее волосы огромной заскорузлой лапищей. Хильда принялась играть его бородой и уловила смешок.
– Наверно, я занимаюсь этим далеко не первая, – заметила она мягко.
– Мало кто пробовал, – отозвался он.
– Как жаль… – начала Хильда и умолкла.
– Чего?
Она собралась сказать: «Как жаль, что я не вышла за твоего сына». Вместо этого ответила: «Ничего». Он не настаивал.
Минуты текли, и Хильда поймала себя на обдумывании своей жизни. Перед глазами встало холодное лицо Анри. Выкинув его из головы, она сказала себе: «Лучше бы я вышла за этого старика, даже нынешнего, с его редкой отвагой и большим, горячим сердцем». Внезапно, желая выразить любовь и что-то для него сделать, она извернулась и, мягко улыбаясь и глядя в глаза, поцеловала его в губы.
Датчанин вздрогнул, она повторила.
– Если ты это продолжишь… – прошептал он.
– Да, – отозвалась она счастливо и к собственному удивлению.
У Барникеля давно не было женщины, и он боялся, что дело это окажется для него непростым. Однако едва он встал и заключил в объятия молодую женщину, которую когда-то любил отцовской любовью, как все сомнения исчезли.
Что до Хильды, то она, впервые разомлев от неспешных и бережных ласк зрелого мужа, испытала еще не изведанное тепло.
Они пробыли наедине до раннего утра, когда Хильда прокралась по улицам к отцовскому дому и юркнула в покои, где тот почивал.
Так, по истечении многих лет, восторжествовала последняя любовь Барникеля.
Вскоре после рассвета Хильда, как попросил Датчанин, выскользнула из дома и передала два сообщения. Одно адресовалось Альфреду. Другое – Озрику.
Ей было невдомек, что по пути к Барникелю и обратно за ней, как всегда, следили.
Ральф Силверсливз, сопровождаемый дюжиной вооруженных людей, лишь поздним утром навестил Барникеля на его биллингсгейтском складе. Нормандец учтиво уведомил Датчанина о надобности произвести обыск, и Барникель, хоть и пожал раздраженно плечами, не стал препятствовать. Затем трое отправились в его дом у церкви Всех Святых.
Искали тщательно. Потратили два часа, но на исходе утра сдались. Тем временем прибыл человек из мастерской Альфреда. Там тоже ничего не нашли.
– Надеюсь, на этом ты успокоишься, – сухо заметил Датчанин Ральфу и расценил ответную гримасу как знак согласия.
Ральф, однако, едва завершился обыск, испытал настолько невыносимое чувство обманутости, что заявил своим людям уже на причале:
– Оружие где-то здесь. Мы не отступим.
И он постарался на славу. К ярости лодочников, затеял проверять их груз. Осмотрели еще четыре маленьких склада. Затем процессия двинулась по Ист-Чипу, заглядывая в повозки и лавки – сначала к ужасу, потом к глумливой радости торговцев. Но если Ральф и боялся когда-то прослыть болваном, сейчас ему было все равно. Раскрасневшийся и решительный, он пер на восток, к Тауэру.