Хильда мчалась стрелой. Во тьме ей казалось, что и вовсе летела. Она миновала длинную тень собора Святого Павла, затем побежала по склону западного холма к Уолбруку.

Нужно спешить. Возможно, уже слишком поздно. Но, невзирая на риск, пусть даже за его домом следят шпионы, она знала, куда бежать.

Нужно предупредить Барникеля. Он знает, что делать.

Хильда так торопилась, что едва ли заметила пожар, который с ветром успел перекинуться на Уэст-Чип и подбирался к домам на восточном холме.

А также не обратила внимания на нечто еще более странное. Когда она сбегала с холма, невдалеке за спиной бежал еще кто-то.

Она пересекла мостик через Уолбрук и устремилась по Кэндлвик-стрит. Та была пустынна. Хильда так запыхалась, что слышала только себя. Грудь разболелась. Достигнув Лондонского камня, она чуть помедлила, переводя дух. Превозмогая колющую боль в боку, Хильда подалась вперед.

Сильные руки схватили ее, застигнув врасплох, скрутили, набросили на голову капюшон. Не успела она крикнуть, как ее уже быстро поволокли в переулок.

Дело оказалось легче, чем мнилось Озрику. Он уже вошел в ритм. Сначала вынул из тайника все оружие и перенес к решетке. Переправить его в водосток оказалось не так трудно, как он воображал, и заняло всего полчаса. Затем он потащил его в скатках по черному туннелю, пока не достиг смутно видневшейся у берега решетки.

Через два часа после входа в подвал он был готов грузить оружие в лодку.

Его удивляло только одно. Всякий раз, когда он спускался к выходной решетке, ему чудилось, будто небо становится все светлее. Хотя в трудах он потерял счет времени, ему было ясно, что шла еще первая половина ночи. Значит, то был не рассвет. Озрик испытал потрясение, когда наконец выбрался в прибрежную грязь.

Пожар, гонимый ветром и начавшийся на западном холме, зажил своей жизнью, жуткой и яростной. Дело было не только в сухих и горючих деревянных зданиях Лондона, не сводилось оно и к ветру, подгонявшему неистовое пламя, – беда в том, что крупный пожар в определенный момент порождает собственный вихрь. Так и случилось той ночью в осень 1087 года: огонь разгулялся. Он с ревом и треском продвигался через восточный холм – вдоль отрога за Тауэром и кругом, к церкви Всех Святых.

Выйдя из туннеля, Озрик перво-наперво уловил шум. От города несся глухой и протяжный рев. Причину он увидел, только когда дошел до лодки и оглянулся.

Зрелище поражало. Огонь, свистя и рассыпая гроздья искр в вышине, единым языком тянулся по кольцу окрестных склонов. Там и тут он внезапно вздымался, как если бы за холмом притаился огнедышащий дракон, пожиравший город. И над пламенеющим кругом нависала исполинская черная тень Тауэра.

Картина, конечно, захватывающая, но Озрику было некогда глазеть.

Не обращая внимания на сполохи, он снова нырнул во мрак туннеля.

Ральф спешно спускался с холма к освещенной заревом громаде Тауэра.

Он столкнулся с препятствиями. Дважды, пока пересекал западный холм, ему приходилось задерживаться и руководить людьми, которые пытались сдержать огонь. Несмотря на все недостатки, Ральф был человеком действия. Выстроив цепь из воинов ладгейтского гарнизона, он даже попробовал потушить дом посредством доставки ведер от колодца. «Лейте на крыши!» – кричал он жителям Полтри. Близ Уолбрука Ральф предпринял еще одну слаженную попытку унять пожар. Но все увидели, как огромное красное чудище с шипением, брызжа искрами, переметнулось с одной соломенной крыши на другую, преодолев стофутовый зазор. Осознав наконец, что все бесполезно, он, преследуемый ревущим огнем, поспешил по охваченным паникой улицам к угрюмой тишине Тауэра.

В несколько прыжков Ральф одолел деревянную лестницу. Едва взглянув на бущующее вокруг пламя, он бросился в главный зал, зовя часового.

Ни звука в ответ. Он пересек помещение, направившись к ступеням, сходившим в подвал. В железном держателе пылал факел, но часового не было. Ральф выругался. Малый, конечно, ушел поглазеть на пожар. Схватив факел, Ральф отпер дверь и спустился по витой лестнице.

Сперва, оглядев помещение и главный западный подвал, ничего не увидел.

Затем углядел открытый водосток. Вот оно что! Вскинув меч, он замер в ожидании. Никто не появился. Выждал еще, напряженно вслушиваясь. Чуть позже, боясь, что заговорщики бежали, Ральф осторожно пробрался в туннель. Держа в одной руке факел, в другой меч, он двинулся по проходу.

Озрик погрузил уже половину оружия. Еще немного – и делу конец. Затем предстояло вернуться и проверить, не обронил ли чего. Начинался прилив. Тем лучше. Проще будет вытолкнуть тяжелую лодку из грязи.

Парень только сунулся в лодку уложить копья, как услышал позади звук. Когда же обернулся, то увидел, как из прохода показалась знакомая носатая физиономия Ральфа Силверсливза.

Нормандец выпрямился и улыбнулся.

– Озрик, ты один? – Оглядевшись, Ральф кивнул. – Думаю, да. – И, видя удивление Озрика, он спокойно продолжил: – Ты арестован именем короля. – Ступая по грязи, Ральф нацелил меч ему в диафрагму и прошипел: – Решил, что можешь со своими приятелями меня обмануть? Но ничего, очень скоро, возможно и там, – он мотнул головой в сторону Тауэра, – ты выложишь мне все.

Пламя над склонами разгорелось пуще прежнего. Откуда-то сзади, от церкви Всех Святых, донесся оглушительный треск, огонь взметнулся столбом. На лице нормандца, наполовину скрытом тенью, плясали красные отблески.

Тут несчастный Озрик свалял дурака. Перевалившись в лодку, он схватился за оружие. Мигом позже, смертельно бледный и с глазами большими и мрачными, как никогда, он вновь очутился лицом к лицу с нормандцем. В руке Озрик сжимал копье.

Ральф наблюдал. Он не боялся. Озрик сделал яростный выпад, но Ральф отступил. Он позволил Озрику карабкаться и надвигаться; сам же осторожно отходил по берегу вверх, уводя коротышку все дальше от лодки.

До чего же убог был Озрик! Ральф видел ненависть в его глазах; тот излучал ее всем существом – прорвалась злоба человека, страдавшего в кабале два десятка лет. Ральф даже и не винил его, просто не спускал глаз с кончика копья. Еще шажок назад. Теперь он был на полпути вверх, имея явное преимущество. Благодаря багровому зареву, столь яростно мерцавшему над Тауэром, копье было отлично видно, тогда как Озрик моргал – свет слепил ему глаза.

Озрик сделал выпад.

Дело оказалось проще некуда. Одним быстрым ударом меча Ральф отсек наконечник, оставив Озрика с древком.

– Что скажешь, малыш? – осведомился он мягко. – Убьешь меня этой палкой?

Большое круглое лицо Озрика помрачнело, взор сделался отчаянным и серьезным – рваная клякса на месте носа, обломок древка на месте острия. Без всякого смысла, но неспособный сдаться, он сделал еще шаг вперед, тыча в нормандца своим искалеченным оружием.

Ральф осклабился.

– Хочешь, чтобы я убил тебя, и таким образом надеешься избежать пыток? – спросил он. – Неплохо было бы, согласись? – И он издал смешок.