Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С усилением присутствия «Опус деи» в правительстве и вне его связывали планы приватизации крупной собственности и ограничением всевластия ИНИ. Поползли слухи об отставке главы ИНИ Суанчеса. Франко попытался их опровергнуть. 9 ноября 1963 г. он сказал Салгадо: «Это неверно. А произошло то, что Суанчес противится политике правительства по постепенной либерализации промышленности и сокращения деятельности ИНИ… Суанчесу не нравится молодость, он не хочет иметь ничего общего с инженерами нового поколения и верит только старым инженерам — судостроителям старой эпохи, — возможно потому, что знает их лучше. Но им всем более 70 лет»[464].
Сам Франко был убежден, что понимает тот молодой мир, в котором он, ровесник Суанчеса, жил. Но все же несколько месяцев спустя Суанчес был уволен.
Тема «Опус деи» в то время начала привлекать все большее внимание иностранной прессы. Салгадо Араухо 13 июня 1966 г. обратил внимание Франко на статью «Святая мафия» во французском журнале «Le Nouvel Observateur», в которой шла речь о том, что «Опус деи» правит Испанией. Автор статьи привел слова, сказанные якобы Лопесом Родо: «Не генерал Франко является тем, кто правит Испанией, им являюсь я». И далее в этой статье описывается торговая и предпринимательская деятельность, которой занимается эта религиозная организация.
Франко пропустил мимо ушей упоминание о Лопесе Родо, которому он сам безгранично доверял. Его больше занимало другое: «Теперь имеется много лиц, которые сближаются с «Опус деи», чтобы добиться экономических выгод, но это не означает, что эта ассоциация посвятила себя достижению только этой цели». Франко отозвался с высочайшим уважением об основателе «Опус» Эскриве де Балагере, персоне великой религиозности, напомнив о признании этой организации его святейшеством Папой[465].
Он вновь вернулся к теме «Опус деи» в ноябре 1966 г. в связи с яростными нападками фаланги: особенно доставалось газете «Madrid» и ее редактору Кальво Сотело, а также «Народному банку», управляемому Тебернером. Франко встал на защиту «Опус», назвав большинство его руководителей «корректными персонами», которые, по его мнению, если и участвуют активно в политике, то не смешивают ее с деятельностью в религиозной ассоциации и не афишируют свою принадлежность к ней.
На вопрос, не является ли «Опус» «белым масонством», как полагают некоторые группы общественного мнения, Франко ответил, что «масонство обязывает своих братьев следовать своим политическим инструкциям, которые всегда должны быть в согласии с ориентацией секты. Этого никогда не делало «Опус деи»»[466].
Примечательно, что позиция Франко в отношении «Опус деи» совпадала во многом с видением Серрано Суньера, давно отдалившегося как от политики, так и от идеологии режима. Много лет спустя на вопрос журналиста Санья, кому он симпатизировал в полемике между «Опус» и фалангой, Суньер ответил, что при первых известиях, дошедших до него от этой организации, он отнесся с симпатией и уважением к ее центральной идее: внести дух христианства во все сферы деятельности человека. Реальная политика, однако, оказалась весьма далекой от этого, что, впрочем, случалось со многими политическими партиями.
Как и Франко, Суньер отделял религиозные устремления «Опус» от политической деятельности[467].
Относительно плавное течение политической жизни верхов было поколеблено в конце 1962 г.
7 ноября 1962 г. в Мадриде был арестован один из руководителей Коммунистической партии Испании Хулиан Гримау, незадолго до этого тайно вернувшийся из эмиграции. Избитый при задержании и подвергнувшийся затем жестоким пыткам при допросах, он был выкинут из окна Главного управления безопасности, дабы инсценировать самоубийство. Но Гримау остался жив и, тяжело раненный, предстал перед военным трибуналом, который приговорил его к смертной казни за «военный мятеж», подчеркнув тем самым, что речь шла о деяниях, совершенных в период гражданской войны[468]. Это подтвердил и Фрага Иррибарне, назвав на пресс-конференции Гримау «отвратительным убийцей», хотя со времени окончания гражданской войны Гримау никого не убивал[469].
Франко не ожидал негативной реакции общественного мнения Европы, не говоря уже об Испании, поскольку приговор был вынесен коммунисту. На этот раз диктатор ошибся: против казни Гримау с протестом выступили не только Никита Хрущев, глава Социнтерна Вилли Брандт и Гарольд, лидер лейбористов, чего можно было ожидать, но и королева Англии Елизавета II и даже кардинал Джованни Баггиста Монтини, архиепископ Милана, ставший 18 июня 1963 г. Папой Павлом VI[470].
Осведомленный о позиции де Голля и Валери Жискар д'Эстена, занятой руководителями Франции под напором общественного мнения страны, посол Испании в Париже X. Мария де Ареильса срочно посетил Мадрид. Однако Кастиэлья развеял надежды посла, сообщив ему о твердой позиции Франко и его кабинета[471].
Фрага Иррибарне в письме Гевину Фрейману от 18 декабря 1962 г. уверял своего коллегу в Лондоне, что он обладает правдивой и проверенной информацией о деятельности Хулиана Гримау в Барселоне в годы гражданской войны, которую общественное мнение его страны считает преступной[472].
Еще более жесткую позицию занял сам Франко. Выступая на заседании совета министров, он заявил, что дело Гримау — особый случай, т. е. речь идет о «преступном шефе Чека». «…Многие семьи его жертв живы и взывают к справедливости против жестокого убийцы их родственников». О жестокости националистов, обагренных кровью республиканцев, Франко никогда даже не упоминал[473]. Гримау был казнен. В том же году были подвергнуты средневековой казни гарротой два анархиста — Ф. Гранадас Гата и X. Делгадо Мартинес, но на этот раз не за прошлые грехи времен гражданской войны, как Гримау, а по обвинению в убийстве комиссара полиции Мадрида.
Франко не страшился повторения бойкота, поскольку понимал, что мир стал иным: «холодная война» набирала силу. У него на руках, как он полагал, были три важные карты: возраставшая интеграция Испании в мировую экономику, конкордат с Ватиканом, а, главное, — соглашение о военных базах с Вашингтоном, десятилетний срок которого истекал в 1963 г. Тем не менее волна общественного возмущения не только во внешнем мире, но и даже в Испании была столь высока, что понадобились внушительные пропагандистские меры. Вот тогда и были востребованы интеллект и организационные способности Фраги Иррибарне.