Новый «Органический закон» был представлен Франко как завершение конституционного процесса, начатого «Хартией труда», настоящей Великой Хартией социальной справедливости в Испании. Далее текст доклада громким голосом дочитал президент кортесов Антонио Итурменди.

Большую часть доклада Франко прочел сам, как бы подчеркивая тем самым, что инициатива разработки проекта принадлежит ему.

По новому закону из 564 прокурадоров (депутатов) кортесов 456 избирались соответствующими корпорациями: «вертикальными профсоюзами», муниципалитетами, университетами и т. д., либо назначались главой государства; 108 прокурадоров избирались главами семей.

Новый «Органический закон» сохранил все основные положения «Закона о наследовании» 1947 г., в соответствии с которым Испания провозглашалась королевством. Подтверждались принципы назначения короля или регента. Им мог стать испанец и католик королевской крови, старше 30 лет, верный принципам «Национального движения». Многие из тех, кто проголосовал за новый закон, надеялись на ускорение процесса перехода от диктатуры к монархии. Тем более, что в отличие от 1947 г., речь могла идти уже не об абстрактном образе будущего монарха, а о весьма конкретной фигуре — Хуане Карлосе де Бурбон[486].

Но сомнения, того ли будущего монарха он избрал, долго преследовали его. На протяжении XIX в., во всяком случае после смерти Фердинанда VII, монархия «состояла в браке» с ненавистным диктатору либерализмом. А отец Хуана Карлоса, дон Хуан, был живым воплощением этой доктрины. Диктатор, не переставая повторять, что воцарение графа Барселонского было бы истинной катастрофой для испанцев, опасался его влияния на образ мышления Хуана Карлоса. К тому же в окружении диктатора не было единства относительно личности будущего монарха.

25 ноября 1965 г. Фрага в интервью газете «The Times» заявил, что испанцы не убеждены, что преемником Франко должен стать Хуан Карлос. Технократы JIonec Браво и Лопес Родо поддерживали Хуана Карлоса, так же как и «серое преосвященство» режима Карреро Бланко, фалангисты, причем не только «бункер», но и сторонники умеренных реформ, так называемые «апертуристы» (от слова апертура — открытие) — дона Альфонса, сына второго сына Альфонса XIII, глухонемого дона Хаима, отказавшегося в свое время от династических прав в пользу дона Хуана.

Но в конце концов Франко отбросил сомнения и на заседании правительства 21 июля 1969 г. заявил: «Мне уже 76, скоро будет 77. Моя жизнь в руках Господа Бога». И объявил о назначении Хуана Карлоса Принцем Испании, отказавшись признать его Принцем Астурийским, как традиционным титулом наследника престола, подчеркнув тем самым разрыв с монархией прошлого[487]. На другой день кортесы утвердили волю Франко. Хуан Карлос принес клятву принципам «Движения», убежденный, что это не помешает в будущем провести демократические реформы. Обо всем этом он написал отцу, объяснив свой шаг тем, что это в будущем будет способствовать возвращению монархии в Испанию. Но дон Хуан не принял объяснения: он был в ярости[488]. Но в исторической перспективе Хуан Карлос был прав.

Верный своим обещаниям все наиболее значимые перемены в жизни нации реализовать только после консультации с народом, Франко дал указание вынести на референдум новый «Органический закон». 14 декабря состоялся референдум: 88 процентов избирателей, принявших участие в голосовании, проголосовали за «Органический закон», и только 1,8 процента проголосовали против. Оппозиция немедленно подвергла результаты референдума сомнению. Действительно, было немало подтасовок и фальсификаций, и все же прав Поль Престон, что «тем не менее референдум был победой Франко»[489]. Мотивы тех, кто одобрил «Органический закон», часто не совпадали: одни выражали благодарность за прошлое, другие — за крепнущее процветание. Некоторые надеялись на ускорение процесса перехода от диктатуры Франко к монархии. Но были и те, кто, поддавшись на массированную пропаганду, направляемую Фрагой, уверовали, что «нет» будет только на пользу Москве.

С 1 января 1967 г. Испания стала жить по установлениям «Органического закона».

Новый конституционный статус действительно означал отступление от тоталитаризма, начатое еще несколькими годами ранее, но не на позиции демократии, а скорее на позиции авторитаризма. Сам Франко расценил свое согласие на институционные перемены как важный шаг на его пути служения Испании. Он умолчал о тех, кто подал ему саму идею перемен, хотя молва, а вслед за ней и исследователи, не сомневались, что среди них был Фрага Иррибарне.

Фрага Иррибарне, профессор, директор Института испанской культуры в начале 50-х гг., формально фалангист, был убежден, что пришло время внести коррективы в законы о печати, приспособив их к стремительно менявшимся настроениям в обществе. Он избрал путь частичной либерализации опеки над прессой, что имело такие последствия для судеб режима, о которых едва ли догадывался диктатор, согласившись ослабить вожжи цензуры.

В отличие от опусдеистов-технократов, полагавших, что модернизация экономики создает достаточные условия для политической стабильности режима, Фрага, как и министр иностранных дел Кастиэлья, был сторонником умеренной политической либерализации режима.

Впервые Фрага передал Франко проект нового закона о прессе 23 января 1964 г. Первоначально судьба проекта складывалась неудачно: диктатор неоднократно выражал сомнения, нуждается ли политика в отношении информации в либерализации. Но Фрага был настойчив. Он последовательно представлял Франко один проект за другим, которые диктатор последовательно отвергал: он опасался как бы свобода не обернулась распущенностью, как это можно видеть в демократических странах. Он не раз повторял, что в Испании не может существовать та же свобода прессы, как в других странах, Англии или Соединенных Штатах, где публика более сдержанная и менее страстная, чем в нашей стране.

Наконец проект закона был представлен на заседание правительства 13 августа 1965 г. и вызвал резкие возражения со стороны «старой гвардии». Тем не менее в феврале 1966 г. проект закона был внесен в кортесы и почти без обсуждения был одобрен 15 марта 1966 г.

Закон отменял предварительную цензуру (статья 3-я), заменив ее «добровольной консультацией» (статья 4-я). Вместе с тем редакторы журналов обязаны были предъявлять определенное количество экземпляров напечатанного издания до его поступления в продажу (статья 12-я). Закон давал право центральной и местной администрации конфисковать весь тираж, но только по постановлению суда (статья 64-я). Власти не вмешивались в назначение редакторов, но ими могли стать только профессиональные журналисты, т. е. лица, внесенные в официальный регистр (статья 35-я)[490].