Элинор притулилась в переднем ряду, понурив голову. Джо-Нелл сидела возле нее, держа свои железные ходунки наготове. Вызывающе вздернув подбородок и скрестив руки, она болтала с одним из своих докторов. Не дожидаясь, пока меня окружит новая стайка старушек, я обошла горшок с папоротником, вышла за дверь и уставилась на зловещую винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. Здание похоронного бюро построил тот же архитектор, что строил Хермитеж, но теперь оно пришло в упадок. На полу лежал косматый красный ковер, под которым скрипели шаткие деревянные половицы. Случайно коснувшись стены, я почувствовала что-то мокрое и скользкое, словно старинные тисненые обои кто-то испачкал пахтой.

Я было направилась на улицу, но толпа упорно теснила меня обратно к гробу. По пути я налетела на пожилую библиотекаршу, мисс Уимберли, некогда зорко следившую, чтобы я выбирала правильные книги. Потом я поболтала с сестрами Холлоуэй, старушками семидесяти пяти и семидесяти семи лет, Минервиными соседками по Церковному ручью. Друг к дружке они обращались «дорогая моя» и носили одинаковые платьица. Еще я перекинулась парой слов с Джорджией Рэй Толливер, хозяйкой бензозаправки на шоссе № 70. На ней был засаленный комбинезон и бейсболка, надетая козырьком назад. А лица гостей все плыли и плыли, то знакомые, то не очень.

— Минерва выглядит просто замечательно, — говорило одно из лиц.

— И так умиротворенно, — соглашалось другое.

— При этом у нее отличный румянец.

— Вы что, так и похороните ее прямо в перламутровых серьгах? — спросила Джорджия Рэй Толливер.

У горя есть одна хорошая особенность: оно притупляет чувства, действуя словно ударная доза новокаина. И все же, когда мой взгляд устремлялся к Минерве, мне казалось, что я вот-вот не выдержу. Да как мне жить в этом мире, когда тебя больше нет? Как я не догадалась, что ты умираешь?!

Затем подошел наш кривоногий сосед Феликс Фергюссон, отставной профессор биологии, всюду трубивший о своем анархизме. Мне всегда казалось, что Феликс неравнодушен к Минерве, но, будучи редкостным занудой, не решается ей об этом сказать.

— Ваша бабушка станет нашей легендой, — произнес он со странным, псевдобританским акцентом, который популярен среди тех южан, что провели всю жизнь в маленьких городках при колледже. — Так и вижу, как она снует со своими кастрюльками, и в слякоть, и в дождь, и в снег. Поверьте мне, деточка, американская почтовая служба ей и в подметки не годится!

— У нее было доброе сердце, — сказала я, покосившись на гроб.

— Таких, как она, больше нет. А как она обожала вас, своих внучек! Даже сгребая листья в саду, нет-нет да залезет в карман и вытащит вашу фотокарточку из Мексики. Как она гордилась своей Фредди!

Я срочно опустила лицо и вытерла глаза.

— А главное, — продолжал он тараторить, — она безумно любила стряпать. Могла наготовить хоть на целый полк. И, хоть она и не была математиком, никто, кроме нее, не умел так ловко соблюдать пропорцию, стряпая в три, а то и в четыре раза больший объем, чем в рецепте.

Он наклонился ко мне и, покосившись на Элинор, прибавил просто заговорщицким тоном:

— Никому не говорите, но Минерва порой сомневалась в кулинарных талантах Элинор. Морковный торт этой девочки ее очень беспокоил. «Он слишком жирный, Феликс, — говорила она, — ей надо бы класть в него бурый сахар, а так крем отвратительно жидкий».

— Элинор взяла этот рецепт из «Гурме», — заметила я.

— Тогда ей надо подать на них в суд, — закатил он глаза, — или, по крайней мере, отказаться от подписки.

И он посеменил к Элинор и Джо-Нелл, а я продолжала жать руки и улыбаться. К вечеру толпа заполнила весь зал и часть коридора. В конце концов стало так жарко и душно, что распорядитель похорон, мистер Юбэнкс, открыл парадную дверь настежь, и в переполненном помещении повеяло холодным ночным воздухом. В этот момент ко мне подкралась Мэри Джун Кэрриган. Задумчиво оглядев Минерву она кивнула в сторону Джо-Нелл.

— Вот ведь бедняжка! А ведь была такой миленькой. Она хоть когда-нибудь сможет ходить?

— Она уже ходит.

— Ну, в смысле, без этой железной штуковины, — Мэри Джун аж наклонилась вперед, вся скривившись от сострадания. — Говорят, она специально въехала в тот поезд, прямо как та русская дама, Анна Карен.

— В смысле Каренина? — спросил ее Джексон, подходя к нам.

— Да, кажется так.

— Но Анна Каренина вроде бы прыгнула под поезд, — улыбнулся он.

— Так ты ее знал? — уставилась на него Мэри Джун. Я заметила, что у нее маленькие, низко посаженные ушки и веснушчатая шея.

— Не лично, — заверил Джексон. В его голосе не было и тени иронии. — Я прочитал об этом в книге.

— Так она еще и книгу написала?! — Мэри Джун замотала головой. — И все-то теперь строчат автобиографии.

— Ты на меня не обидишься, если я на пару минут разлучу вас с Фредди? — Джексон говорил настолько галантно, что Мэри Джун, похоже, была даже польщена.

— Ну разумеется, нет. — Она одарила его сияющей улыбкой. — Вовсе нет.

Он провел меня через коридор, и мы встали у окна. Народу уже было столько, что опоздавшие толпились на крыльце. Накрапывал дождик, а в сточных канавах начинал клубиться туман. В аванзале стояло желтое пианино, на котором миссис Руби Киффер наигрывала «Скалу веков». Эта дама была своего рода таллульской традицией: ни одна свадьба и ни одни похороны не обходились без ее музыки. Я взглянула на нее и с удивлением подумала, что кожа над ее локтями болтается, словно кружевная оборка. К сидевшей у гроба Элинор сбежались старушки, а Джо-Нелл говорила со своей бывшей тренершей по волейболу, стриженой рыжеволосой спортсменкой с мощными икрами.

Я вздохнула и обернулась к Джексону. Он обнял меня и сказал:

— В жизни не видел таких многолюдных похорон. Кроме, пожалуй, похорон Бо Бейли.

— Кто такой Бо Бейли?

— Сенатор штата, спрыгнувший с небоскреба страховой компании года четыре назад.

— Зачем он это сделал?

— Чтобы избежать налогов, — пояснил Джексон.

— Не легче ли заплатить?

— Он задолжал что-то около пяти миллионов.

— Боже мой.

— Вот и я сказал то же самое: «Боже мой». Может, стоит выстроить всех в очередь, чтобы не было такой толчеи?

— Но Джо-Нелл не сможет долго стоять, а без нее никак.

— Ее можно посадить на стул. Просто скажи мне, и я все сделаю. — Его рука скользнула к моему плечу. Я посмотрела в окно.

— Народ все еще подходит, — проговорила я устало и невольно подумала, что одним угощением такой любви не завоюешь. На Дикси-авеню остановился черный джип, из которого вышел мужчина в синей эскимосской парке и очках в железной оправе. Он откинул капюшон, и я увидела коротко остриженные волосы цвета светлого хереса. Вздрогнув от неожиданности, я отпрянула от Джексона и принялась ерошить свою шевелюру.