Они простояли больше часа. Но кроме грохота разбушевавшегося моря, больше не смогли различить никаких звуков. Огонь все так же горел синим. Наконец, устав, Шерон села.

– Почему они не нападают? – Лавиани не спешила убирать нож, хотя и понимала, что толку от него мало.

– Не знаю, но я рада этому.

– Надеюсь, с хрюлем все будет в порядке и его не сожрут, – пробормотал Пружина, глядя на синий огонь.

– Я тоже, – ответила Шерон.

Указывающая думала о том, что не будь рядом Талориса – и она бы не испугалась выйти за пределы стоянки, чтобы разобраться с проблемой. Но здесь, на безлюдной, незнакомой, странной земле, любой опрометчивый шаг мог привести ее к гибели. А с ее смертью двое других не выживут.

Ночь тянулась бесконечно долго, и становилось все холоднее. Они до рези в уставших глазах вглядывались во мрак.

– Вам надо поспать, – наконец сказала Шерон.

– Спать, когда в нескольких ярдах тот, кто заставляет пламя гореть синим? Ну уж нет! – возмутился Тэо. – Эй! Что ты делаешь?

Лавиани расстелила свое видавшее виды одеяло:

– Завтра трудный день. Я хочу быть к нему готовой. Огонь смущает меня куда меньше, чем скорая встреча с шауттом.

Акробат, признав правоту ее слов, тоже лег. Шерон осталась сидеть, собираясь сторожить их покой весь остаток ночи.

Только истинные глупцы полагают, что в предметах, доставшихся людям от шауттов, нет ничего опасного. Они могут пролежать в вашем доме годы, если не века. Но однажды обязательно принесут беду. В самый неожиданный момент. Когда никто не будет к этому готов. Зло от такой вещи разойдется точно круги по воде, захватывая все больше и больше людей, принося лишь один дар – смерть. Всегда следует помнить: вещь шаутта – это вещь демона. И эти твари всегда найдут возможность навредить нам.

Из лекции Дерека Однорукого, командира таувинов Лунного бастиона.

71 год до начала Катаклизма

Просыпаясь, Тэо вздрогнул, машинально потер покрасневшие веки, сразу ощутив неприятное жжение, словно под них набили мелкого битого стекла. Глаза слезились, левое плечо ломило, в горле словно кол застрял, но, несмотря на отвратительное самочувствие, первым делом он бросил взгляд на костер. Пламя было чистого белого цвета.

Лавиани, на удивление, все еще спала, с головой укрывшись плащом.

– Ты всю ночь метался, – сказала Шерон, сидевшая напротив.

Она выглядела уставшей – под глазами появились тени, лицо осунулось.

– Опять кошмары. Если именно так становятся пустыми, то ничего приятного в этом нет. – Он сел, чувствуя, как ноют ребра из-за того, что пришлось лежать на холодном песке.

– Могу я взглянуть на твою спину?

– Не надо. – Он помотал взлохмаченной головой. – Не сейчас. Там нет ничего обнадеживающего.

– Конечно нет. – Лавиани потянулась. – Что вообще обнадеживающего может быть в знаке той стороны? Потерпи, мальчик. Мы почти добрались. Ты спала, указывающая?

– Не могла бы ты называть меня по имени? Хотя бы время от времени?

– Значит, не спала, – констатировала та. – Надеюсь, Шерон, это не помешает тебе быть бодрой.

– Я справлюсь.

Она предложила сойке вяленого мяса, но та скорчила рожу, словно ей предлагают съесть отбросы. Девушка пожала плечами и сама начала жевать кусок, впрочем, без всякого аппетита. Все эти часы ей приходилось контролировать периметр защитного барьера и следить за огнем. Кто бы ни находился рядом, он не потревожил их и ушел за час до рассвета.

Утро обещало быть хмурым и холодным. Ледяная роса, выступившая на камнях и редких пучках сухой травы, казалась мутной и такой же безжизненной, как и весь берег. Хрюль, с которым за ночь ничего не случилось, по брюхо зашел в воду и, то и дело опуская морду, искал водоросли.

– Мы ведь так и не обсудили наш план. Раньше была цель – добраться до острова. Но что делать теперь, когда мы оказались здесь? Что-то не вижу нашего темного знакомого среди встречающих. – Сойка ладонями терла щеки, пытаясь взбодриться.

– Лично мне лучше, когда эта тварь подальше, – буркнул Тэо, скатывая одеяло.

– Нам нет смысла топтаться на берегу. – Шерон безбоязненно сунула руку в пламя, взяла два своих камня, и костер тут же погас. – Талорис на противоположной стороне острова. Крепость Сенлен уцелела, значит, что-то осталось и от столицы. Вы готовы?

– Готовы, – ответил Тэо.

– Погодите. Я помолюсь Шестерым. – Лавиани увидела изумленные взоры, так как все знали, что она не слишком-то жалует тех, кому привыкли поклоняться жители герцогств, и захохотала.

– Смешно, – хмыкнул акробат, хотя никакого веселья не чувствовал.

– Это точно. Просто уморительно. Видели бы вы свои рожи.

– Не узнаю тебя. Перестала вести себя как оледенелый камень.

– Во мне много талантов, мальчик.

Она, подхватив сумку с вещами, пошла первой. Шерон хотела остановить сойку, но акробат едва заметно покачал головой. Лавиани, от внимания которой не ускользнула эта пантомима, хмыкнула:

– Циркач прав. Если на меня нападут, я дам тебе время вспомнить, что ты указывающая. А вот если тебя прикончат раньше, нам будет куда хуже. Тэо уж точно костей не соберет.

Шерон с сожалением оглянулась на хрюля, надеясь, что зверь достаточно вышколен и дождется их возвращения.

Довольно легкий подъем на скалы они нашли ярдах в двухстах от места ночной стоянки и уже скоро оказались в сосновом лесу. Тихом и пустом. Они шли через него несколько часов, так никого и не встретив.

Вокруг не было ничего необычного, и сойка хмурилась. Все ждала подвоха. Его принесло небо – из низких облаков заморосил мелкий, осенний дождь, когда они выбрались к некоему подобию дороги, на «обочинах» которой лежали замшелые камни.

– Сколько у тебя татуировок, Лавиани? – спросил Тэо, отгибая ветку молоденькой сосенки, чтобы та не ударила шедшую за ним Шерон.

Сойка издала негромкое, но довольно злое ворчание, оставив его вопрос без ответа.

– Татуировки? – недоуменно нахмурилась указывающая.

– Мне все больше нравится девочка. И все больше раздражают твои знания, мальчик.

– Я знаю, о чем он говорит, – возразила указывающая. – Прекрасно помню легенды о таувинах. У некоторых вся кожа была украшена татуировками, и чем сильнее дар, тем больше рисунков оказывалось на их теле, а некоторые рыцари, если верить этим легендам, были расписаны словно дикари Пустыни или Черной земли. Используя магию, таувин терял одну из татуировок на время – это великие волшебники специально таким способом ограничили силу рыцарей света. Выходит, и у тебя есть нечто подобное? Просто я об этом не подумала. Так Тэо прав?