Доригена с изумлением глядела на Аврелия.

«Что вы такое говорите? Могу ли я верить собственным ушам? Я никогда не подозревала, что вы таите в груди такие мысли. Но теперь мне все известно. Клянусь Богом, который даровал мне душу и жизнь, я никогда не стану неверной женой! И словом, и делом, до последнего своего вздоха, я останусь преданной своему мужу и господину. Вот мой окончательный ответ».

Но потом, как бы смягчившись в шутку, она сказала:

«Аврелий! Я сжалилась над вашими слезами. Клянусь тем же самым Богом, что одарю вас своей любовью, но при одном условии! В тот самый день, когда вам удастся очистить весь берег Бретани от этих ужасных скал, – в день, когда вы камень за камнем уберете эти жестокие препятствия, грозящие нашим кораблям и лодкам, – я обещаю полюбить вас так, как еще не был любим ни один мужчина. Когда все побережье будет очищено от скал – я стану вашей. Клянусь вам в этом».

«Иного пути нет?» – спросил ее Аврелий.

«Нет. Я знаю: это невозможно. Об этом даже и думать нечего. Такое никому не под силу. Да что же вы за человек, раз покушаетесь, пусть в помыслах, на чужую жену? Мое тело – не предмет торговли!»

Аврелий тяжело вздохнул. Он пришел в уныние от того, что услышал, и отвечал ей с удрученным видом:

«Госпожа! Вы задали мне непосильное задание. Теперь у меня не остается выбора. Я должен умереть мучительной смертью». – И с этими словами он отвернулся и зашагал прочь.

Тут к ним подошли остальные друзья, даже не подозревавшие, о чем у них шел разговор. Погуляв по садовым дорожкам, они вскоре вновь принялись петь и танцевать, и так провели время до самого заката. Солнце опустилось за горизонт. Приближалась ночь. Все мирно и счастливо разошлись по домам – все, разумеется, кроме Аврелия, который вернулся к себе, убитый горем. Он не видел иного лекарства от своей болезни, кроме смерти. Он ощупал свою грудь: она была холодна как лед. Он попробовал молиться – но сам не понимал ни слова. Он обезумел от тоски. Он не знал, что ему говорить, что делать; и обратился с длинной жалобой к небесным богам. Вначале он воззвал к солнцу:

«О светлоликий Аполлон, ты – бог и властелин всего живого на земле! Ты отмеряешь время и положенный срок каждому растению, цветку и дереву. Если ты так заботишься о Природе, о великий бог, то не можешь ли ты позаботиться о твоем бедном слуге Аврелии? Обрати же взор на злосчастного, который стоит перед тобой на коленях. О вышний бог! Я погиб. Моя госпожа осудила меня на смерть, но я невиновен. К твоей божественной доброте взываю: смилуйся над моей бедой! Я знаю, о великий Феб, что только ты можешь мне помочь – если, конечно, не считать самой Доригены. Я знаю: ты всё можешь подчинить своей воле. Пожалуйста, подскажи мне: что делать? Пожалуйста, подари мне надежду.

Я знаю, что твоя сестра, Луцина, полная благодати, повелевает силами луны. Она же – главная богиня моря и приливов; она правит даже Нептуном, царем пучин. Ты знаешь лучше, чем я сам, о владыка Феб, что ей больше всего по нраву – быть озаряемой твоим огнем. Поэтому она движется вослед тебе по небосводу, и в свой черед могучие моря следуют за ней – за своей законной покровительницей и владычицей; ей принадлежит власть над каждой речкой, каждым ручейком. Вот в чем моя просьба, о великий владыка! Сотвори для меня это чудо, а иначе я погибну. Когда ты и твоя сестра будете находиться в противостоянии в знаке Льва, когда приливная волна высока, упроси ее наслать такое наводнение на Бретань, чтобы самые высокие скалы вблизи нашего побережья ушли под воду на глубину пяти морских сажень! Вот суть моей мольбы. А еще попроси сестру, чтобы уровень морей остался таким в течение двух лет. Тогда я смогу сказать Доригене, что я выполнил мою часть уговора и наступил ее черед сдержать слово.

Сотвори для меня это чудо, о владыка Солнца. Попроси сестру следовать за тобой, не изменяя скорости, целых два года. Оставайтесь в противостоянии – друг напротив друга. Тогда каждую ночь будет полнолуние, и весеннее половодье не спадет ни на дюйм. Но если славная Луцина не захочет принести мне победу в любви таким способом, то, может быть, ты умолишь ее забрать эти темные скалы с собой в преисподнюю, в царство Плутона? Пускай они будут погребены глубоко под землей. Иначе мне никогда не заполучить мою любимую. Я босиком отправлюсь к твоему святилищу в Дельфы, о великий бог! Погляди на мои слезы. Пожалей меня, несчастного!»

И с этими словами Аврелий потерял сознание. Он долго не приходил в себя. За ним ухаживал брат. Услыхав о постигшей его беде, он поднял его и отнес в постель. Там я пока и оставлю унылого и печального Аврелия наедине с его грустными мыслями. Не знаю даже, выживет он или умрет.

А тем временем доблестный Арвераг благополучно возвратился домой. Вместе с ним вернулись и прочие рыцари, но никто не превзошел его подвигами и славой. Ты снова счастлива, Доригена, ведь любящий муж вернулся в твои объятия! Этот благородный рыцарь, этот знаменитый герой, как и прежде, любит тебя больше всего на свете. К тому же он вовсе не ревнив. Ему и в голову не приходило, что, пока он отсутствовал, у него мог появиться соперник. Да, такая мысль даже не посещала его. На уме у него были лишь танцы, турниры и всякое веселье. Итак, я на время оставлю супругов – пусть упиваются семейным счастьем. Пора вернуться к больному Аврелию.

О, Боже! Целых два года он пролежал в тоске и мучениях. Он не вставал с постели. Он даже шага не мог ступить. Утешал его один лишь родной брат – ученый, который живо сочувствовал его беде. Конечно, кроме него, Аврелий никому больше не поверял своего несчастья. Он был молчалив и скрытен. Он хранил тайну, спрятанную глубоко в груди, – подобно тому, как некогда Памфил скрывал свою любовь к Галатее. Грудь его на вид казалась целой и здоровой – но внутри ее засела невидимая стрела, пронзившая сердце. Любой хирург скажет вам, что рана, которую залечили только на поверхности, может оказаться смертельной. Нужно вытащить стрелу, застрявшую в теле. Поэтому ученый, брат Аврелия, горько плакал и не отходил от его кровати.

Но потом этот брат, искушенный во многих науках, вспомнил пору своей учебы в Орлеанском университете. Когда он жил там, то общался со многими другими молодыми студентами, охочими до всякой учености. Особенно их привлекали оккультные науки. Они всюду выискивали тайны чародейства. Он вспомнил, как однажды случайно набрел на учебник естественной магии. Ее оставил на столе один из его товарищей, студент-юрист, которого занимали отнюдь не только вопросы права. В той книге описывались воздействия двадцати восьми домов, или различных состояний, луны. Разумеется, все это – бредни, как мы сегодня понимаем, и грош им цена. Все, что нам нужно, – это учение Святой Церкви. Мы больше не верим во всякую чепуху вроде магии и некромантии.

Но как только ученый вспомнил об этой книге и ее содержании, то сердце у него забилось от радости. Он шепнул себе, что вскоре его брат исцелится от тоски.

«Я убежден, – сказал он, – что существуют способы и средства создавать при помощи волшбы зрительные наваждения. Ведь как-то фокусники такое вытворяют! Я часто слышал, что на королевских празднествах маги силами своих чар заставляли появляться прямо в пиршественных залах целые озера с плавающими на них лодками. Они так и сновали под парусами между столами с закусками! А еще они показывали свирепых львов, готовых к прыжку. Они превращали зал в луг с душистыми цветами. Они творили на глазах у зрителей и плодородные виноградники, и каменные замки. А потом – р-раз! – все это по одному мановению руки чародея исчезало в воздухе. Вот такие обманы творит искусное волшебство.