стала служить у нас, она чудом сбежала из Имперской тюрьмы, расположенной где-то на севере, соблазнив стражника, и после какое-то время скрывалась, странствуя по свету. Она была приговорена к пожизненному сроку по обвинению в колдовстве и убийстве, при помощи такового. Я ей поверила, поскольку, не было никакого смысла лгать о себе, приписывая настолько страшные вещи. Я поклялась ее не выдавать, и с тех пор мы стали партнерами. Ирен учила меня понемногу, и уже не только и не столько французскому языку, сколько, как вы, верно, догадались – магии и некоторым другим подобным наукам и искусствам. Я была очарована, передо мной открылся удивительный мир, а моя жизнь, наконец, приобрела смысл. Например, Ирен знала, как проходить в миры неприкаянных духов и извлекать их оттуда. Я тоже понемногу научилась этому искусству, и у меня даже стало получаться, но до мастерства Ирен мне, конечно, было еще очень далеко. Однако у нас была и большая проблема. Дело в том, что в семи случаях из десяти, тот, в кого был препровожден одержатель, то есть дух, извлеченный из другого мира, умирал, причем, довольно мучительно. Это делало все наши усилия не только бесполезными, но и весьма опасными. Рано или поздно всеми этими смертями должна была бы заинтересоваться как полиция, так и ваше Министерство.

– Понятно. И каков был смысл в этой подсадке одержателя? Что вы хотели получить в результате?– спросил Альфред.

– Смысл простой – власть. Ирен ею просто бредила, воображала, будто может стать королевой армии одержимых, и те пойдут за ней куда угодно, хоть бы и на смерть. Меня власть как таковая не привлекала. Мне нравилось появляться в разных местах в чужом теле, видеть чужими глазами, проникать в чужие тайны, причем порой самые сокровенные.

– Сколько духов подсадили вы лично? – спросил Альфред.

– Не много. Одного из них – Манфреду, но я расскажу об этом чуть позже. Итак, у нас были удачные случаи, как, например, с тем же Манфредом, но чаще все это заканчивалось смертью, как, например, с моим мужем. Да, признаться, я уже тогда стала подозревать, что и родителям моим Ирен тоже помогла уйти на тот свет, дабы помочь мне выйти замуж, но не буду забегать вперед.

В один прекрасный день Ирен мне сообщила, что удача улыбнулась нам, и что она знает книгу, в которой точно описано, как правильно проводить одержателя, с тем, чтобы одержимый не умирал. Беда лишь в том, что книга эта находится в городе Марионвиле, и скорее всего в секретном хранилище, куда имеют доступ единицы. Однако, как она сказала, были и хорошие новости. Тут она и сообщила, что нашла мне жениха. И что это не какой-нибудь ловелас из обедневших дворян, промотавший состояние предков, но вполне достойный человек, сам бургомистр Марионвиля! Тогда-то я сразу и поняла, куда она клонит, но возражать не стала. В конце концов, замужество – дело серьезное, и все это еще должны были одобрить мои родители. Генрих Кляйне появился в нашем доме всего пару раз, а затем наступила пауза. Ирен объяснила мне, что родители оказались против этого брака: Генрих-де без роду, без племени, хоть, конечно, и герой войны. Но,– заверила она, – волноваться нечего. «Я, – мимоходом сказала она, – все устрою как нельзя лучше».

Не знаю точно, ее ли это рук дело, но, догадываюсь, что так. В общем, не прошло и трех месяцев, как умер от горячки мой отец, а затем и мать тоже. Спустя еще какое-то время, Генрих снова объявился у нас в доме и стал просить моей руки уже лично у меня. Я лишь высказала некоторое опасение, что курфюрст может расторгнуть наш брак, в силу того, что уважаемый мною Генрих Кляйне не имеет титула. На это он ответил, что уже имел аудиенцию с курфюрстом, и получил соответствующие разрешительные бумаги. Было понятно, что Генрих просто мечтает стать бароном, и курфюрст, учитывая его подвиги на войне, не только разрешил этот брак, но также разрешил наследовать и титул. Мне тогда был двадцать один год, а ему – сорок один, но это была, в сущности, единственная возможная партия, и я согласилась. Свадьба прошла довольно скромно. Ни у меня, ни у мужа не было ни друзей, ни родственников. Генрих уехал через пять дней после свадьбы, а я осталась продавать дом и то имущество, которое муж посчитал бесполезным.

– У вас не было свадебного путешествия? – спросил Альфред.

– Нет, что вы! Муж считал это проявлением праздности и лишними тратами. Впрочем, я как-то тоже не особенно стремилась оставить дом, и ехать неизвестно куда за какими-то поверхностными впечатлениями и поводами для охов и ахов. И потом, я уже была серьезно увлечена идеями Ирен, и мы почти все время обдумывали способы поисков книги. Ирен предложила, как она выразилась, наступать по нескольким фронтам. То есть попробовать проводить одержателя сразу нескольким людям, имеющим доступ в хранилище. Собственно, их было пока что только три: мой муж, его секретарь Луиджи и смотритель Золтан Ковач.

Как вы, верно, заметили, в этой магии всегда есть дорифорий и возничий. Дорифорием, как правило, выступала Ирен, а возничим – я. Так уж сложилось. Ирен, я думаю, мне не очень доверяла в этом вопросе, а я и не настаивала, тем более, что руководить одержимым мне было куда интереснее, да и получалось у меня это гораздо лучше, чем у нее. Прошло еще несколько месяцев, наше дело не двигалось, и к тому же брак не радовал ни новыми интересными событиями или встречами, ни даже супружескими забавами. Как-то раз, я прогуливалась с Ирен по бульвару, и нам встретился молодой человек, явно – студент. Он просматривал книги на развале у букиниста. Почему-то мы тоже подошли и разговорились. Как мы и думали – это был студент последнего курса университета, кажется в Дрездене, а сюда он приехал погостить к дяде на короткие каникулы. Он был мил, и, как мне показалось, сразу в меня влюбился. Ирен тоже это заметила, и предложила организовать мне свидание. Я не отказывалась. Вы, верно, догадались – это был Манфред. Я узнала о его планах, и выяснилось, что он уже начал подыскивать себе место в каком-нибудь магистрате или же министерстве, поскольку заканчивал учебу уже довольно скоро. Это навело меня на мысль поспособствовать его продвижению через мужа или Луиджи, с которым, впрочем, еще только предстояло «навести мосты». Я рассказала о своих намерениях Ирен, и она одобрила мою идею. Тогда же