жуликом и его выгнали. Кстати, люди, знавшие Медведева как юриста в «Илим Палпе» — а Дима был не только директором по юридическим вопросам, но и соучредителем крупнейшего лесобумажного холдинга с миллиардными оборотами, — считали его отличным специалистом-международником. Скорее всего, он действительно был ушлым цивилистом[503]. И в его биографии есть еще одна любопытная деталька: Дмитрий Анатольевич сотрудничал с Владиславом Резником в его страховом бизнесе, созданном на деньги КПСС, то есть совсем был не чужд той самой тусовке, которая сложилась в Питере до появления Путина в роли советника Собчака. И именно Медведев разруливал наезды на Путина со стороны Марины Салье, готовя оправдательные документы по сомнительным внешнеэкономическим сделкам. Я спрашивал у Володи Чурова[504], своего доброго приятеля, работавшего в КВС[505], о роли Медведева. И тот говорил: офицер по спецпоручениям. Лучший юрист комитета. Путин его уговаривает замом, но тот в бизнесе, причем в серьезном, поэтому согласен только на экспертную договорную работу…

Я ответил на высокомерный кивок рукопожатием. В конце концов, все низкорослые люди во власти часто стараются казаться надменными, все-таки комплекс неполноценности развивается с детства. Но была у Медведева одна маленькая особенность, видная только тем, кто понимает: он был при деньгах и следил за собой. В отличие от Путина и Сечина, Миллера[506] и Чурова, только двое — Медведев и Прохоренко[507] в комитете по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга одевались так, как положено: в дорогие качественные неброские вещи. Остальные просто не обладали вкусом и элементарными знаниями о дресс-коде, о деловой прическе. Медведев всегда отличался добротной английской обувью. Было видно, что он не покупает ботинки дешевле тысячи фунтов стерлингов. Естественно! Вообще, если хорошо подумать, можно предположить, что в стремительной карьере Путина он мог сыграть совсем иную роль. Он не был и не является спойлером, зиц-председателем при патроне, а в какой-то мере даже наоборот — именно он научил Путина международной торговле, именно он показал ему преимущества сырьевой экономики.

Я слышал от влиятельного царедворца, председателя официальных российских профсоюзов Шмакова: «Медвед и царь — две стороны одной медали. Один знает, что нужно, но не знает как, а второй точно знает, как можно, но целей не видит. Потому что один юрист, а другой — опер…»

Но вернемся в тот солнечный день 2000 года, когда по главному зданию Санкт-Петербургского государственного университета шла свита исполняющего обязанности президента России Владимира Путина. В зале его ждали несколько сотен студентов и преподавателей. Заиграли Глиэра, гимн великому городу, унылый, траурный и безнадежно величественный. Ректор университета Вербицкая[508], высокая мужеподобная дама в роговых очках, похожая на гусара в своем малиновом пиджаке, одним движением накинула на плечи Путина черную профессорскую мантию. В четырехуголке[509] он выглядел нелепо, как клоун, и быстро снял ее, тряхнув головой, чтобы поправить редкие волосы. Игорь Апухтин, корреспондент местной телекомпании, громко спросил в наступившей тишине:

— Владимир Владимирович, вы намерены баллотироваться на пост президента страны?

Путин порывисто ответил, как будто приехал в здание Двенадцати коллегий специально для этого:

— Да.

Зал взорвался аплодисментами. В этот момент стрелки исторических часов России, да и всего человечества показали новое измерение времени — мы все вступили в новую эру. Маленький человек в балахоне до пят, стоящий среди университетских преподавателей, одетых в такие же нелепые одежды, еще не выстроенных службой протокола по росту, чтобы не так была заметна тщедушность будущего властителя, вчерашний мелкий офицер КГБ с мутной биографией, непонятно как попавший во власть, заявил, что готов стать лидером огромной страны. И не просто хочет поучаствовать в выборах, а уверенно идет в Кремль, в золоченые залы, со своей свитой, со своим прошлым, включающим не только минимальный опыт работы во власти, но самое главное — обширный опыт работы с криминальными структурами, с навыками разводок и разруливаний бандитско-экономических отношений в девяностые.

Почему он? Невзрачный, неумный, никакой? В тот момент я, как и тысячи других людей, понимавших внутреннее устройство власти, ее пружинки и колесики, крохотные винтики и массивные пружины, механизм ее смазки коррупцией, осознал главный тренд: Путин потребовался как нейтральный, независимый контролер, консерватор системы, человек, готовый работать в качестве смотрящего от некоей группы договорившихся, фигура, которая будет системно удерживать гомеостаз. Силовик, знающий принципы работы с криминалом, с продажным слоем чиновников, с народившимся за десятилетие сообществом бизнесменов, лишенных вообще какой-либо нравственности. И взяли его именно из Петербурга, потому что в девяностые годы именно Петербург сформировал новейшую модель выживания в условиях краха прежних реалий СССР, где все-таки существовала хоть какая-то модель устоев общества, пусть и ложная по сути, но работавшая. Именно Путин смог выстроить при Собчаке взаимоотношения с бандитами, которые готовы были выполнять требования власти в обмен на индульгенции, с судами, которые готовы были принимать решения в пользу власти, с ментами, согласными служить тем, у кого есть власть и деньги, с людьми в погонах, которые готовы были наплевать на честь и принципы ради совершенно конкретной материальной выгоды. Остальному его научат в Москве… Еще не закончилась церемония, а я уже направился к выходу.

Сечин остановил меня вопросом:

— Как дела? В Москву не собираешься?

— Нет, зачем?

— Ну там все-таки вашему брату работы поболее!

— Да ладно, там яблоку негде упасть, желающих очереди стоят! Мы с ним в добрых отношениях были, ведь я часто сталкивал-

ся с ним в Смольном. Сечин выглядел бодро, он чувствовал себя на своем месте.

— Ты станешь главой АП? Игорь скривился в улыбке.

— Ну разве что замом.

— Ну-ну!

Свита рассаживалась по машинам. На Неве искрились льдины, расталкиваемые облупленным буксирчиком-ледоколом, вдалеке дымились трубы Балтийского завода, сквозь дымку тумана угадывались очертания портовых кранов в распадке набережных, свистели гаишники, перекрывая движение, мигали красно-синие маячки машин сопровождения. Мимо меня в кольце личников[510] суетливо проскользнул к своему шестисотому «мерседесу» будущий автократ-президент, сел на заднее сиденье и опустил бронестекло, засмотревшись на желтый купол Исаакия на другом берегу. Увидев меня, он вяло махнул ручкой. Он уезжал в историю.

— Интересно, — спросил я у Сечина, стоявшего рядом, — вам пообещали «Газпром» или что-то поскромнее?

Игорь, разумеется, не ответил…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ВЕРГИЛИЙ

OН меня позвал в ад. На экскурсию. Все уложилось в полтора часа, все семь кругов.

— Вот смотри, это деньги? — Он вынул из внутреннего кармана пиджака пачку соток в золотом зажиме. — А ведь это не деньги, это просто чистый ресурс. Хочешь, я дам тебе сто баксов?