– Мистика! – сказал он.

– Никакая и не мистика, а наука, – возразил Лавр. – Некий учёный по прозвищу крейзи-Джек разработал особую квазилинейную математику, а позже другой учёный, создатель машины времени доктор Гуц, на её основе построил магнитный корректор, который помогает корректировать попадание путешественника во времени в нужную точку на Земле. Так они организовали убийство любимца партии товарища Кирова.

– Но ты говоришь про какой-то призрак!

– Так их агент выглядел в 1934 году.

– А ты откуда знаешь?

Лавр не хотел новой порции недоверия, и не стал вдаваться в подробности, вроде собственных походов в минувшие времена. Просто сказал:

– Их действия влияют на меня. Я засыпаю, и получаю информацию.

– Ну, глупость же. Мир ясен и понятен.

– Не скажи. Ты когда-нибудь видел радиоволну?

– Я видел радиоприёмник. Он волну воспринимает.

– А я сам – приёмник, тот, который воспринимает информацию о передвижениях этих шпионов в пространстве-времени.

– Сказки. Выдумки. Б-бред.

Съев пирожок, Лавр развернул оставшуюся промасленную бумагу, достал карандаш и нарисовал пирамиду.

– Видишь пирамиду?

– Вижу, – раздражённо сказал Ветров.

– Пирамида – штука объёмная, а здесь она плоская, потому что я её такой нарисовал. Если же взять настоящую объёмную пирамиду, и попытаться совместить с этим плоским листом бумаги, ничего не получится. Он её просто проткнёт, а на бумаге останется её проекция. Треугольник.

– И что?

– Мы живём на плоскости и видим только в пределах этой плоскости. А я – не знаю, почему – вижу и то, что кроме. Вижу объём.

– Что ты несёшь! Ты же комсомолец.

Лёня ещё долго кочевряжится, но постепенно Лавр убедил его, что говорит правду.

– И что прикажешь с этим делать? – наконец, спросил Ветров.

– А я не знаю. Как-то надо сделать так, что крейзи-Джек не родился.

– Ещё лучше. Для этого надо знать, кто его родители.

– Это я знаю! Он родится в будущем в результате нескольких браков, которые заключат члены семей Чемберленов и Френчей в Англии.

– А! Чемберлен! Тот, который «Наш ответ Чемберлену»[93], да?

– Один из Чемберленов прямо сейчас премьер-министр Британии, я вчера в газете читал. Он – не знаю когда – уволит министра иностранных дел Идена, а вместо него назначит Галифакса. Вроде бы. Через год этот Галифакс пригласит чемберленова племянника, который был ему полезен, а тот приедет с сестрой, и они попадут на выступление балета Большого театра. И познакомятся там с молодыми Френчами, которые тоже брат с сестрой! В следующем поколении родится сумасшедший Джек, он создаст квазилинейную математику, и англичане начнут убивать наших лидеров.

– Это ещё не случилось?

– Нет, и не знаю, когда случится. Откуда бы? По информации, их встреча произойдёт незадолго до войны. Больше я ничего не знаю.

– Какой войны? Кого с кем?

– Я всё сказал.

– И ты предлагаешь мне идти с этой чепухой к начальству?!

– Насколько я понимаю, твои начальники с удовольствием насыпали бы соли на хвост всем Чемберленам на свете.

– Это да, – озабоченно сказал Ветров. – Но дело мутное. В конторе, конечно, есть несколько сотрудников, верящих в мистику и всякую Ша́мбалу. Но я подставляться не хочу. Прослывёшь дураком – потом не отмоешься.

– Ничего, начальники любят дураков. И кстати, дураки дольше живут. Поверь, я много чего повидал, и это правило обычно подтверждается.

– Ну, спасибо тебе на добром слове…

В последние дни января в их квартире появилась новая жиличка.

Началось с того, что к Гроховецким пришла Дарья Марьевна и, проверив, закрыта ли дверь комнаты, стала рассказывать про Ивана Осиповича Гаркави и его жену.

– Он правнук того Гаркави, знаменитого востоковеда, – сказала она. – И сам тоже знаток Востока. Служил в Турции, в нашем посольстве. Чудесный человек! Но я лучше знаю его жену.

Оказывается, в 1925-м Дарья Марьевна работала вместе с этой женой в комиссии, которая занималась приёмом русского золота, хранившегося во французских банках. Французы долго не хотели его отдавать, но стараниями графа Игнатьева, который служил там в Иностранном легионе в Перовую мировую войну и застрял надолго, золото вернулось в СССР. Их комиссия оформляла перевозку и приём.

– Её зовут Людмила Ниловна, но тогда она была совсем молоденькой, и между собой мы звали её проще: Мими. И даже сейчас так зовём… По дружески… А граф Игнатьев уехал из Франции. Служит в Красной Армии инспектором по иностранным языкам военных училищ, хотя уже старый совсем. А к чему я это вам рассказываю?

Лавр и его мамочка удивились:

– Да, к чему?

– А! Про Ивана Осиповича Гаркави. В общем, я сначала узнала Мими, и только потом познакомилась с её мужем. Прекрасный, прекрасный человек!

Она неожиданно заплакала. Лавр отвернулся, а его мамочка принесла носовой платок.

– Простите, простите меня, – хлюпала носом Дарья Марьевна. – Его арестовали, нашего Ивана Осиповича. В их доме был обыск. Мими боится туда возвращаться, уже два дня живёт у разных подруг. С работы её уволили. А квартира-то служебная.

– Ой, беда! – сказала мамочка.

– За что его взяли-то? – поинтересовался Лавр.

– Они найдут, за что. Был бы человек хороший. И ведь не первый он, не первый! Многие из наркомата исчезли, не знаю куда. Мими боится, что и её посадят.

Она выпрямилась, и произнесла сурово:

– Я решила поселить её здесь, у меня. Что ж ей мыкаться и всего бояться…

– И правильно! – обрадовалась мамочка. – Лаврик, ты как думаешь?

Он усмехнулся:

– Я думаю, если будет нужна, то и сюда придут. Другое дело, захотят ли? Ведь она, как я понимаю, низовой работник?

– Да, делопроизводство, переводы с языков…

– А как же наш дядя Ваня? Он идейный, – засомневалась мамочка.

– А работать она где будет? – спросил Лавр.