Из серой мглы выплывали фигуры беженцев, кидающих на повозки свои пожитки. Из всеобщего хаоса вычленялись отдельные сцены: ковыляющий на костылях ребенок; дряхлый старик, которого дочери запихивали в тачку; свинья вместе с граммофоном в старой детской коляске; семейство, пытавшееся запрячь перепуганного мула в повозку. В тот момент, когда Джеймс проезжал мимо, мул грохнул на землю и уволок за собой тачку со всем ее грузом. Все вокруг было усыпано черепками битого фарфора.

Чем ближе подъезжал Джеймс к месту извержения, тем невообразимей становилось столпотворение. Поток беженцев тек рекой; с перекошенными от ужаса лицами люди стремились вырваться из ревущего облака дыма и пепла, которое, розовея снизу от жара кратера, подобно гигантскому пульсирующему кораллу, нависло теперь прямо над их головами. Под облаком была сплошная темень. Уже покрытые толстым слоем пепла фары «Мэтчлесса» едва ее пробивали.

У Эрколано Джеймс нагнал медленно ползущую колонну грузовиков. Это были те самые, которых Эрик вызвал из Черколы. Они безнадежно сбились с пути. Джеймс взялся указать им дорогу, и грузовики потянулись по извилистой тропе вслед за ним.

Сверху посыпалось что-то вроде песка. Сперва Джеймс решил, что это с грузовиков. Но, присмотревшись, увидел, что помимо серого пепла теперь с неба падают крохотные черные кусочки песчаника — легкие, невесомые частички, каждая не крупней спичечной головки. Однако поток черного песчаника становился все напористей. Джеймс чувствовал, как песчинки барабанят по кителю, проникая за ворот, в ботинки. Самые крупные были полые внутри, как конфеты с ликером, и, падая, отсвечивали красным.

Тропа сделала очередной изгиб, и тут Джеймс впервые по-настоящему увидел лаву. Она стекала по крайней мере двумя отдельными потоками — извивающиеся языки пламени пробивались вниз на север и на запад, на своем пути через сосновые рощи отставляя дымящееся пепелище. И еще Джеймс услышал какой-то гул. Сначала ему показалось, будто от мотора, но вскоре он понял, что гул исходит от самой горы, — она звучала невообразимо глубокой нотой, ниже всех возможностей органа, настолько глубокой, что даже отдавалась болью в животе.

В своем стремлении вниз один из рукавов лавы тек прямо перед ними через дорогу, полностью ее перекрыв. Джеймс остановился примерно в ста ярдах от лавы. Даже с этого расстояния жарило невыносимо. Джеймс ожидал встретить потоки расплавленных камней, но это скорее напоминало стекающий с высоты около двадцати футов оползень раскаленных углей, беззвучно вибрирующий спереди, подталкиваемый сзади вниз еще более мощной массой раскаленных углей. Лаву сверху покрывало что-то наподобие корки, похожее на припечку поверх рисового пудинга. Вероятно, от соприкосновения с воздухом лава уже слегка остыла. Впрочем, корка не производила впечатления вовсе застывшей, — по мере того, как лава медленно стекала по склону, на поверхности корки поминутно вскрывались красные жилы, а временами и ярко посверкивали золотистые трещины, выставляя напоказ огнедышащий жар внутри.

Джеймс развернулся и указал ползущим за ним грузовикам свернуть на другую дорогу. От страха за Ливию у него непрерывно ныло сердце, но он старался сейчас о ней не думать. Он тотчас, как только сможет, отправится за ней, но сначала надо убедиться, что ближайшие городки и военные базы эвакуируются в надлежащем порядке.

В Сан-Себастьяно его ожидало феноменальное зрелище. Лава стеной в двадцать футов медленно наползала на город, прокатываясь сквозь дома дымным и белым, как бинт, катком. По переднему краю лавы можно было разглядеть крутящийся слом — ствол дерева, воспламененный, как головешка; каменный остов окна, даже что-то похожее на горящую коровью тушу. Чуть позади купол церкви, снесенный с основного здания, плыл поверх лавы, как крышка на вырвавшейся из кастрюли каше.

Перед глазами Джеймса очередной дом принял на себя удар стремительной лавы. На мгновение показалось, что дом сможет устоять: но вот раздался громкий треск, стены рухнули и рассыпались, камни влились в поток углей, горящие балки и брус скрючились, как обгорелые спички.

Жители Сан-Себастьяно в каких-то пятидесяти ярдах от наступавшей лавы сгрудились, коленопреклоненные, вокруг священника в белом одеянии, воздевшего к небу гипсового святого Себастьяна из церкви. Священник тянул молитву на латинском, его слова практически тонули в треске огня и грохоте извержения. Головы многих прихожан покрывал подвязанный у подбородка цветочный горшок или кастрюля. Джеймсу не составило труда сообразить, зачем. Песок сыпался теперь не так густо, но отдельные камешки становились все крупней. Камень величиной с кулак ударился в землю прямо у ног Джеймса и лежал, отчаянно дымясь. Если подобная штука угодит по В-25, эффект будет не меньший, чем от снаряда зенитки. Джеймс прикинул: на аэродром пока еще не обрушилась каменная буря: она нагрянет постепенно из самого центра облака, как дождь, как гроза. Если он сумеет предупредить, возможно, им удастся перегнать бомбардировщики в безопасное место.

Колонна грузовиков за его спиной выкатила на площадь.

— Эвакуируйте всех, кого сможете, — сказал Джеймс водителю первой машины. — Первым делом женщин и детей. Мне надо в обсерваторию.

— Вот, возьмите, — водитель протянул ему котелок.

Джеймс нахлобучил его себе на голову, заправив ручку за ворот, чтоб лучше держался. Благодарно махнул водителю и развернул свой мотоцикл.

Теперь камни падали повсюду. Несколько угодило ему по шаткому шлему, и когда наконец из мглы выплыли очертания обсерватории, Джеймс испытал некоторое облегчение. Камни грохотали и били по крыше. Внутри обсерватории группа солдат сгрудилась вокруг радиопередатчика.

— Слава Богу! — вырвалось у Джеймса, едва он, шатаясь, вошел внутрь.

Солдаты изумленно уставились на него. Джеймс сообразил, что выглядит, должно быть, несколько странно с котелком на голове. Он окинул взглядом свою форму: та была густо покрыта серым пеплом.

— Я офицер, — сказал он. — Капитан Гулд. Мне необходимо послать сообщение на аэродром в Терциньо.

— У нас радио молчит, — сказал один из солдат. — Как все началось, так связь сразу пропала.

— Черт!

Делать было нечего; надо было самому ехать к аэродрому. Джеймс повернулся, чтобы уйти.

— Сэр! — остановил его солдат.

— Да?

Тот беспомощно развел руками.

— Нам-то что делать?

— Пытаться связаться с Терциньо. Если прорветесь, скажите, чтоб поднимали в воздух самолеты.

Джеймс покатил обратно через Сан-Себастьяно, где эвакуация проходила в относительно четком порядке. Кто-то где-то уже явно реализовывал его план: пожарные машины тушили наиболее яростные пожары, военная полиция регулировала продвижение колонн грузовиков, солдаты, встав живой цепью на пути лавы, вызволяли имущество из домов. Джеймс, не останавливаясь, свернул на дорогу, огибавшую гору. Облачный столб вился теперь прямо над ним, едва видимый сквозь сыплющийся сверху пепел. Джеймс вспомнил, что сейсмолог говорил, будто Плиний находил в этом облаке сходство с кроной сосны, но здесь, оказавшись прямо над головой, оно скорее напоминало громадную, во все небо, голову Горгоны Медузы, лицом обращенную в сторону Неаполя.