— Тачку! — выкрикнул Нино. — Катите тачку!

Пришилла все еще была впряжена в нее. Ливия помогла отцу снять упряжь с перепуганной буйволицы. Упершись спинами в тачку, отец с дочерью попытались подпихнуть ее к прорехе в траншее. К ним присоединились другие. Подкатившись к траншее, тачка занялась огнем. Все отскочили назад. Кроме Нино, толкнувшего тачку прямо на огонь и лишь на миг опоздавшего от нее оторваться.

Внезапно, на глазах у Ливии, ее отца как будто подкинуло в огонь. Пламя крыльями взметнулось у него за спиной, черный дым взвился над головой. Ливия услыхала душераздирающий вопль, и поняла, что кричит она сама. Обе они с Маризой кинулись вытаскивать отца из огня, пробиваясь сквозь вставший плотной стеной невыносимый жар. Своими телами дочери пытались заслонить отца от пламени.

Тачка с минуту ярко полыхала, потом красный огненный каток неумолимо перевалил через нее и, набирая скорость, устремился прямо к центру деревни.

Лишь через час измученный, тяжело дыша, добрался Джеймс до аэродрома в Терциньо. Сначала охрана приняла его за беженца, которому требовалась медицинская помощь: и лишь слегка счистив пепел и грязь с формы, Джеймс смог убедить их, что он офицер и что ему необходимо срочно видеть начальника авиабазы.

К моменту, когда его провели к командующему, Джеймс внешне уже вполне владел собой, хотя тревога в нем нарастала с каждой утраченной драгоценной минутой. Нелегко было убедить этого человека, что начавшийся с неба легкий камнепад на самом деле способен вывести из строя все имеющиеся военно-воздушные силы, и когда Джеймсу наконец это удалось, оказалось, что еще трудней организовать подъем в воздух восьмидесяти восьми бомбардировщиков, многие из которых не имели даже радиосвязи. К моменту, когда первые бомбардировщики стали выруливать на взлетную полосу, с неба проливным дождем грянул поток легких камешков, бомбардируя жестяные крыши временных аэродромных построек, отскакивая от крыльев В-25-х, выстроившихся в очередь на взлет.

— Вроде не так уж и сильно валит, — сказал командир, косясь на Джеймса. — Но, пожалуй, лучше перестраховаться, чем потом жалеть…

— Это только начало, — сказал Джеймс. — Через четверть часа посыплются камни раз в десять крупней.

— Ну, тогда бы мы… — начал командир, но внезапно его слова были заглушены громкой какофонией теперь уже лавиной грянувших камней.

Джеймсу показалось, что вот-вот их погребет заживо, — будто металлический барак, в котором они находятся, всего лишь крохотная коробочка в огромной норе, и чья-то гигантская рука засыпает ее сверху громадными пригоршнями камней. Разговаривать было практически невозможно. Снаружи на взлетном поле еще один самолет попытался подняться в воздух, его крылья на глазах сотрясались под градом камней величиной с грецкий орех. Сначала камни усыпали взлетную полосу: потом первый слой плотно лег черным ковром, впитывая последующие потоки камней, быстро увеличившие его толщину. Выстроившиеся на взлет самолеты резко затормозили, один, бешено забуксовав, справляясь со скоростью, уткнулся носом в землю.

Командир распахнул дверь. Тотчас с полдюжины камней влетело внутрь. Мигом захлопнув дверь, он наклонился, поднял один.

— Легкий, как пинг-понговый шарик! — буркнул он.

И вмиг разжал пальцы.

— Горячий, сволочь!

По всему полю экипажи В-25 разбегались по постройкам, руками прикрывая головы от вездесущих камней.

— Можете одолжить мне какой-либо транспорт? — проорал Джеймс. — Мне необходимо снова вернуться на гору.

Командир авиабазы взглянул на него, как на сумасшедшего:

— Куда? — изумленно выкрикнул он.

— Там люди, хочу проверить, что с ними.

Командир махнул рукой в сторону черного шлакового ливня.

— Не валяйте дурака! И десяти ярдов не пройдете. Сквозь такое ничто не прорвется.

— Все же я должен попытаться.

— Никуда вы не денетесь, пока это не прекратится. Это приказ.

Жителям деревни ничего не оставалось, как просто ждать приближения лавы. Соорудили носилки, чтобы перенести Нино, к счастью потерявшему сознание, в безопасное место, где Мариза, как сумела очистила ему обгоревшее, покрытое коростой тело. Даже дышать ему было больно: казалось, огонь глубоко поразил легкие. Потом люди организовали живую цепь, чтобы спасти самое ценное из домов, находившихся под угрозой. Ливия вынесла из остерии пару матрасов, одежду, кое-что из снадобий Маризы, и блюдо, принадлежавшее еще матери Агаты, на котором та всегда подавала воскресное рагу.

Последние две сотни ярдов лава прошла за двадцать минут. Сперва занялись виноградные лозы, оплетавшие террасу; листья, ссыхаясь от непомерного жара, буквально испарялись на глазах. Потом пламя охватило двери и оконные рамы соседского дома. Лизнув угол остерии, лава, как наплывающая на берег волна, потянулась вдоль стены. На миг показалось, что дом может устоять под ее напором: но вот вибрирующие и скачущие раскаленные угли величиной с булыжник все же пробили его стены. Дом качнулся, зашатался; крыша с хрустом упала; лава вывернула с фундамента кухонную стену. Та рухнула вниз каскадом рухнувших камней и мебели, и все это кануло в огне лавы, неукротимо ползущей вниз по склону.

Через считанные минуты камнепад с неба внезапно усилился, покрывая все вокруг — лаву, горящие дома, лес, притихшие деревни, — плотным слоем шлака. Жители вынуждены были прятаться в домах, но одна лишь милость была дарована небом: подобно песку, сыплющемуся на огонь, пламя горящих домов тотчас засыпалось слоем мелкого гравия.

Сестры стояли в дверях соседского дома, глядя на происходящее. Мариза положила руку на плечо Ливии.

— Мы сделали все, что могли, — тихо сказала она. — Теперь наше дело — выхаживать отца.

На самом деле извержение Везувия 1944 года вызвало меньше бедствий, чем можно было ожидать. Эвакуация более двух тысяч человек из районов Массы и Сан-Себастьяно проходила организованно, благодаря эффективности плана чрезвычайных мер и героическим усилиям сотен добровольцев союзных армий, помогавшим в их осуществлении. В Сан-Себастьяно, который был почти полностью разрушен, лава, как оказалось, остановилась всего в нескольких ярдах от церкви, и это явилось явным — по крайней мере для местных жителей, — свидетельством того, что святой снова вмешался в события, дабы защитить свою паству. Многим деревням и фермам, однако, повезло гораздо меньше.

Падение лапилли — так именуются вулканические выбросы, — продолжалось, подобно библейскому мору, восемь дней и восемь ночей, блокировав дороги и перекрыв движение по всей округе. Но вот, издав последний оглушительный рык, громадное облако газа и пепла взорвалось в воздухе в тысячах футах от земли. Через десять дней извержение полностью стихло, необозримое пепельное облако медленно потянулось на юго-восток в сторону Албании, породив там невиданные по великолепию закаты. Вершина Везувия, медленно курившаяся более двух столетий, теперь, усеченная футов на шестьдесят, замерла в неподвижности.