Упорядочение мира, сотворение человека и решение о том, быть или не быть человеку и бессмертным – типичные темы примитивных сказок о творце. Вряд ли мы можем теперь узнать, насколько серьезно и в каком смысле воспринимались когда-то эти сказания. В мифологическом способе преобладают не столько прямые, сколько косвенные референции, это как если бы Старейший сделал то и это. Многие предания, опубликованные в сборниках как рассказы о сотворении мира, безусловно, воспринимались в большей степени как народные волшебные сказки, а не как повествование о том, как зародился мир. Миф в форме игры встречается в разных цивилизациях, как в высокоразвитых, так и находящихся на низших стадиях. Менее искушенные представители сообщества могут рассматривать такие мифические образы излишне серьезно, но зачастую о них нельзя сказать, что же они такое на самом деле – стройная система представлений или локальный «миф». Например, в легендах маори мы обнаружили некоторые из наших сложнейших космогонических образов, например у них есть предание о яйце, выпавшем из птицы в изначальное море; оно разбилось и из него вышли мужчина, женщина, мальчик, девочка, свинья, собака и каноэ. Все сели в каноэ и поплыли в Новую Зеландию.[410] Это явные сказочные вариации на тему космического яйца. А жители Камчатки рассказывают, похоже, совершенно серьезно, о том, что Бог изначально жил на небе, но затем спустился на землю. Когда он бродил повсюду на своих снегоступах, недавно сотворенная земля пружинила под ним, как тонкий и податливый лед. С тех пор земля и покрылась рытвинами и складками.[411] А киргизы из Центральной Азии рассказывают, что, когда в стародавние времена два человека пасли большого быка, остались надолго без воды и уже умирали от жажды, животное достало для них воду, распоров землю своими большими рогами. Так и возникли озера в Киргизии.[412]

В мифах и народных сказках довольно часто появляется шут или юродивый, антипод милостивого творца, символизируя все тяготы и невзгоды существования в этом бренном мире. У меланезийцев Новой Британии есть легенда о том, как темное существо, «которое жило до начала времен», нарисовало две мужские фигуры на земле, расцарапало свою кожу и окропило нарисованных своею кровью. Потом оно сорвало два больших листа, покрыло ими эти фигуры, и тогда они превратились в двух мужчин. Имена этих людей были То Кабинана и То Карвуву.

То Кабинана ушел один, забрался на кокосовую пальму, с которой свисали желтые плоды, сорвал два неспелых ореха и бросил их на землю; они раскололись и превратились в двух красивых женщин. То Карвуву восхитился их красотой и спросил, откуда его брат их взял. «Залезь на кокосовую пальму, – сказал То Кабинана, – сорви два неспелых ореха и брось их на землю». Но То Карвуву бросил орехи острым концом вниз, и у женщин, которые вышли из них, были плоские уродливые носы.[413]

Однажды То Кабинана вырезал из дерева рыбу Тхум и запустил ее плавать в океан, чтобы там всегда была живая рыба. Рыба Тхум пригнала рыбу маливаран к берегу моря, где То Кабинана просто собирал свой улов на отмели. То Карвуву восхитился Тхум-рыбой и пожелал сделать такую же, но пока ему объясняли, как это сделать, он вырезал вместо этого акулу. Эта акула пожирала маливаран-рыбу вместо того, чтобы гнать ее к берегу. То Карвуву, причитая, пошел к своему брату и сказал: «Лучше бы я не вырезал этой рыбы; она ничего не делает, но ест всех других рыб». «Что за это рыба?» – спросил у него брат, и тот ответил: «Я сделал акулу». «Ну что ты за человек такой! – воскликнул его брат. – Ты сделал так, что теперь наши смертные потомки будут страдать. Эта твоя рыба будет пожирать и всех других рыб, и людей».[414]

Эта история кажется нелепой, но в ней просматривается описание того, как одна причина (темное бытие, которое рассекло самое себя на две части) порождает в этом мире дуализм – добро и зло. Эта история не так наивна, как кажется.[415] Более того, она представляет собой метафизическую преамбулу к платоновскому архетипу акулы, выраженную в шутливом заключительном диалоге братьев. Такие представления обязательно присутствуют в каждом мифе. Во всех них также появляется антагонист, воплощение зла, в роли шута или юродивого. Все дьяволы – и сильные тупоголовые, и умные проницательные обманщики – всегда предстают в роли зловредных комических фигур-трикстеров. Хотя они могут побеждать и пространство, и время, они сами, и то, что они совершили, просто исчезает, когда трансцендентное крепнет. Они представляют собой персонажей, совершающих ошибки, они – это тень субстанции; они символизируют неизбежное несовершенство царства теней, и пока мы остаемся по эту сторону, завеса не может быть уничтожена.

Черные татары Сибири рассказывают, что, когда творец Пайяна создавал первых людей, он обнаружил, что неспособен вдохнуть в них жизнетворный дух. Тогда ему пришлось подняться на небо и извлечь души из Кудаи, Высшего Бога, а в это время лысый пес охранял заготовки будущих людей. Как только Пайяна ушел, появился дьявол Эрлик и сказал псу: «Да ты совсем лысый. Я дам тебе золотую шерсть, если ты отдашь в мои руки этих людей, у которых нет души». Такое предложение показалось псу заманчивым, и он отдал дьяволу людей, которых должен был охранять. Эрлик измазал их своей слюной, но, как только увидел, что Бог приближается, чтобы оживить людей, обратился в бегство. Бог увидел, что тот натворил, и вывернул человеческие тела наизнанку. Вот почему у нас внутри слюна и нечистоты.[416]