истории - то что будет способствовать рождению идей у нашего потомства? Железные стены и масса мертвых механизмов? Не представят ли люди себя тоже чем-то вроде механизмов, не вытравят ли в себе все подлинно человеческое, считая его архаичным, унизительным, просто излишним? Вы, друг мой, хотели бы жить среди таких людей? А если нет должны ли вы заставлять .своих детей делать это, обрекать их на нечеловеческое существование?

- Не понимаю, - сказала Мила упрямо. - При чем идеи, при чем все? Мы ведь остались прежними даже без неба и ветра?

- Вы не хотите понять, - вздохнул Петров. - Ну, как же вам объяснить?

- Может быть, позволите мне? - неожиданно спросил Истомин, о котором они совсем забыли. Он свернулся в кресле, глаза его по-прежнему были закрыты, но голос звучал четко, сонной ленцы не было в нем. - Я, кажется, представляю, как это может выглядеть...

Мир потомков всегда отличается от мира предков, если даже они живут в одно и то же время: для людей важно как они воспринимают мир, а не то, каков он в действительности; эталонного восприятия не существует. И на этот раз, хотя обстановка не изменилась, и материалы, из которых состоял корабль, и его планировка, и механизмы, обеспечивающие жизнь, остались теми же, что и много лет назад, люди, жившие ныне в стенах корабля, воспринимали все это совсем по-другому.

Они росли среди машин, и рациональная скупость машинных поступков вошла в их сознание с самого начала. Мир машин был лишен случайностей; причинно следственный закон действовал здесь в своем чистом виде, без усложнений и поправочных коэффициентов. Логика машин была прямолинейной и элементарной, психикой они не обладали, и отказ работать или неточная работа объяснялась не какими-то субъективными категориями, а всего лишь изношенностью деталей, которые легко можно было заменить. И новые поколения людей, сами того не сознавая, с первых дней жизни старались походить на машины прямолинейностью действий, суждений и мотивов. Они были, как и их предки, наделены и эмоциями, и зачатками сложной, нелогичной человеческой психики, однако именно потому они и имели возможность подавить в себе все, что казалось излишним, не соответствующим укладу их жизни. Ведь сколько существует человек, он всегда подавляет в себе что-то, и разница лишь в том - что именно он подавлял и подавляет в разные эпохи своего существования. И вот здесь теперь подавлялись эмоции и превозносился рассудок - острый, холодный рассудок, ничем не, уступавший логике компьютеров. Когда перед этим рассудком вставали сложные задачи, он решал их разумно, целесообразно и безжалостно.

Вот и сейчас такая задача встала перед людьми "Кита". Эрг был наиболее влиятельным среди них, остальные подчинялись ему, и делали это не по принуждению, а потому что сознавали: его мыслительный аппарат от природы лучше развит и работает с наибольшим эффектом. Так было; но даже в этом мире время от времени случались заминки и аварии. В результате последней из них Эрг лишился ноги, и теперь переставал быть полноценным. Известно было, что всякий дефект организма влияет на объективность мышления; значит Эрг более не был сильнейшим. Но это означало, что его место в иерархии "Кита" займет следующий, Вольт, - а он был намного слабее, это все знали, и сам Вольт тоже. Интересы общества требовали сохранить Эрга. Чтобы он остался прежним, надо было привести в порядок его тело: ничто не должно было влиять на ясность мышления руководителя.

Разумеется, конечность могла регенерировать. Люди не утратили умения пользоваться регенерационными аппаратами. Но это продолжалось бы слишком долго - несколько месяцев; люди знали об этом из истории их мира, при самом возникновении которого создалась такая же ситуация. Однако то, что годилось предкам (о них было принято вспоминать снисходительно они стояли так далеко от совершенства), более не устраивало потомков. Восстановить организм Эрга надо было как можно скорее. Следовало искать и найти другой способ. И его нашли.

Процесс можно было значительно ускорить, стоило только взять уже готовую ногу и прирастить ее, используя для стимуляции ту же регенерационную аппаратуру. Это потребовало бы лишь считанных дней. По такому же принципу ремонтировались машины: если изготовление новой детали требовало времени, а машина нужна была немедленно, деталь снимали с другой машины, без которой сейчас можно было обойтись. Из двух машин возникала одна действующая. Так же следовало поступить и в данном случае.

На корабле было еще трое, обладавших тем же ростом и сложением, что и Эрг. Из них выбрали того, чей рассудок и умение были сейчас нужны обществу в наименьшей степени. Это был Ом. По сути, такой выбор был ошибкой: если бы стать донором предстояло кому-то, чей рассудок был устойчивее, он согласился бы; но логика Ома была ущербной, и временами он выступал против строгой целесообразности. Однако общество не изменило своего решения: та же строгая логика повелевала им пожертвовать наименее ценным членом. Но, поскольку его согласие не было получено, приходилось прибегнуть к иной методике: Ому было объявлено, что он умрет, и лишь затем его нога будет использована в интересах общества.

Ом постоял несколько секунд, закрыв глаза, покачиваясь, словно собирался кинуться прочь - бежать, бежать от смерти. Но убежать было некуда. А человек, отвергнутый обществом, не мог бы просуществовать на корабле дольше нескольких дней. Оставалось подчиниться.

Люди, однако, не забыли о справедливости. Ому предстояло умереть преждевременно. Однако он не был поставлен вне закона и продолжал пользоваться теми же правами, что и остальные. В том числе и правом оставить потомство. Следовало дать ему возможность использовать это право - в интересах общества, разумеется, чтобы генетические признаки, носителем которых он был, и среди которых могли оказаться и полезные, не выпали из круговорота.

Для реализации этого права была избрана Дина, тоже еще не имевшая потомства. Все знали, что из мужчин Кита она отличала Стена, и он тоже охотнее всего разговаривал с нею. Но оба они знали, что противиться обществу нельзя. Тем более, что никому из них не грозила смерть.

Когда Дине было приказано уединиться с Омом, Стен целый день не выходил из своей каюты. Но для проявления чувств не разрешалось занимать более одного дня, и назавтра он уже выполнял свои обязанности, участвуя в проверке одной из машин. Дина выглядела грустной, но ее не утешали: она исполнила свой долг. Ом умер во сне; его нога была отнята, и Эрг, главный на Ките,