Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поначалу «Философия творчества» выглядит как яростное отрицание романтических представлений о вдохновенном, спонтанном творчестве. Если читать ее как мистификацию, то, напротив, она становится сверхъестественной – и узнаваемо романтической – сатирой на попытки механизировать все сферы жизни. Но есть и другая возможность. Если принять во внимание ее космологические резонансы – включая сильное сходство со «Следами» и машиной «Эврика», поэтическим автоматом, призванным проиллюстрировать закономерную эволюцию, – она намекает на еще более чудесные претензии на творческое всеведение.
А может быть, в ней одновременно содержатся все эти противоречивые истины, что делает ее чем-то большим. Решать вам.
Литературные склоки
Находясь в Фордхэме с Мадди По уделял внимание Вирджинии. Он также ухаживал за черепаховой кошкой Каттериной, вишневыми деревьями, подсолнухами, георгинами и домашней птицей. Сам По часто тяжело болел – доктор Джон Фрэнсис диагностировал у него болезнь сердца. И тем не менее он продолжал писать.
Он опубликовал фантазию о мести «Бочонок Амонтильядо». Пообещав угостить редким хересом, оскорбленный Монтрезор ведет своего врага Фортунато к мучительному погребению заживо. По также выступал непосредственно против своих литературных противников. Он планировал книгу об американской поэзии «Американский Парнас», но теперь сосредоточился на «Литераторах Нью-Йорка», серии статей, которые он публиковал в филадельфийском журнале Godey’s с мая по октябрь 1846 года.
Он хвалил своих друзей, признавая, например, «высокий гений» Маргарет Фуллер, хотя и переживал, что ее книга «Женщина в девятнадцатом веке» не учитывает «намерения божества в отношении половых различий». Он критиковал своих противников: бывшего партнера Чарльза Бриггса По называл тщеславным и «необразованным», Mirror Хирама Фуллера – «пустыней глупости», а Льюиса Гейлорда Кларка – бессмысленным и непонятным: «Он скользкий, как масло», а его «лоб, с френологической точки зрения, плохой формы».
К Томасу Данну Инглишу он отнесся со смертельной снисходительностью: «Ни одно зрелище не может быть более жалким, чем зрелище человека без самого простого школьного образования, занятого попытками наставлять человечество на темы вежливой литературы». Он задумчиво посоветовал: «Мистер И. еще молод – ему не больше тридцати пяти лет – и мог бы, с его-то талантами, с легкостью развиться в тех областях, где он наиболее слаб. Никто из благородных людей не подумает о нем плохо за то, что он берет частные уроки». Он с беспристрастностью добавил: «Я лично не знаком с мистером Инглишем».
Бриггс ответил в Mirror карикатурой на По, изобразив его в приюте на севере штата: он убавил пять дюймов от его роста и описал его глаза как «серые, водянистые и всегда тусклые». Инглиш обратился в газету The Morning Telegraph, чтобы подробно описать преступления По: борьбу за письма Элизабет Эллет, невозвращенный кредит The Broadway Journal и прошлогоднее (развенчанное) обвинение в подлоге. По стал «моральным убийцей» и «литературным шарлатаном». В Mirror Хирам Фуллер изобразил По «в состоянии печальной, жалкой немощи, несущего в своем слабом теле признаки дурной жизни», и карикатурно изобразил Марию Клемм в виде «престарелой родственницы, которая ходит изможденная по жарким улицам, следя за По, чтобы не дать ему предаться любви к выпивке». По «очевидно, убивает свое тело, как уже убил свой характер. Несчастный человек!»
В печатном ответе на эти нападки в The Spirit of the Times По признал свою «слабость» к выпивке, но сослался на вердикт доктора Фрэнсиса, что его болезнь стала «скорее следствием ужасного зла, чем его причиной». Он бы проигнорировал обвинения Инглиша, если бы не «преступные» обвинения в получении денег под надуманным предлогом и в подлоге – за эти клеветы он собрался обратиться в суд. В июле он подал заявление о претензиях к Хираму Фуллеру. Суд неоднократно откладывался, истощая его средства, хотя в итоге он выиграл двести долларов и судебные издержки.
Здоровье Вирджинии становилось все хуже, По был истощен и болен. «Литераторы Нью-Йорка» продолжали приносить доход, однако врагов становилось все больше. Тем летом по стране поползли жестокие слухи. В Сент-Луисе газета Daily Reveille сообщила: «Мистер Эдгар А. По, поэт и писатель, стал невменяемым, и его друзья собираются отдать его под опеку доктора Бригема из приюта для умалишенных в Ютике. Мы искренне надеемся, что это неправда». Даже его старый друг Снодграсс в Балтиморе повторил этот слух.
Литературная сатира Томаса Данна Инглиша «1844», опубликованная в Mirror, изображала автора в психушке, просящего монеты и зачитывающего «певучим голосом» статью с «исчислением вероятностей», чтобы доказать, «что мистер Карлайл – осел». Удары продолжали поступать: газета Кларка The Knickerbocker опубликовала «Эпитафию современному “критику”», представляя По лежащим в могиле, «холодным, как его муза, и жестким, как его манеры», убитым «либо чрезмерным гением, либо чрезмерным джином!»
Уильям Гилмор Симмс, член группы «Молодые американцы», предупреждал По: «Сейчас вы находитесь, возможно, в самом опасном периоде своей карьеры – как раз в том положении, как раз в тот период жизни, когда неверный шаг становится капитальной ошибкой, когда один промах приводит к фатальным последствиям». Литературные склоки «выбивают из колеи, разрушают душевное спокойствие и вредят репутации». Он призывал его: «Измените тактику и начните новую серию».
Хотя репутация По была подорвана, она вполне еще могла восстановиться. В отличие от здоровья его жены. Несмотря на деревья Фордхэма, реку и здоровый воздух, а также заботу матери и мужа, Вирджинии лучше не стало.
Часть 5
К берегам Плутона
And this was the reason that, long ago,
In this kingdom by the sea,
A wind blew out of a cloud, chilling
My beautiful Annabel Lee;
So that her highborn kinsmen came
And bore her away from me,
To shut her up in a sepulchre
In this kingdom by the sea[69]
Глава 15
Спектакль для ангелов[70]
В постели страданий
Во время смертельной эпидемии холеры в 1830-х годах человек с суеверным складом ума уединяется в доме родственников к северу от Нью-Йорка, чтобы спастись от болезни. Через окно он видит ужасающее зрелище: на дальнем берегу Гудзона стоит «чудовище отвратительного сложения, больше корабля, с огромными крыльями, покрытыми металлической чешуей, с пастью на конце хобота длиной в шестьдесят футов, с волосами и с хрустальной призмой по обе стороны этого носа».
Ужас поражает: «Я усомнился