Появление «видимого главы» церкви очень важно для формирования инстанции власти по двум причинам. Во-первых, это материальное воплощение власти. С видимым главой можно коммуницировать, задавать ему вопросы и договариваться. Вселенские соборы и другие высшие органы церкви коллективны, они собираются согласно процедуре, и поэтому с ними очень сложно осуществлять коммуникацию. Кроме того, в коллективных органах могут меняться лидеры, и соответственно возможность сохранения договоренностей резко снижается. Поэтому видимый глава, осуществляющий прямой контакт с Богом, оказывается очень удобным началом для формирования инстанции власти. Дальнейшие события в Европе, когда строилась сложная композиция двух инстанций власти — королевской (императорской) и церковной, — показали необходимость материального воплощения церковной власти.

Другой исторический пример необходимости материального воплощения власти — царство Польское в XVIII веке, управляющееся сеймом, в котором каждый имел право вето. Это привело к резкому ослаблению власти в царстве и потере Польшей государственности.

Как священник (хотя и имеющий исключительный статус) «видимый», персонифицированный глава церкви вместе с регламентом коммуникации с ним (обращения к нему и его обращения к народу и иерархам) представляет собой одно из присутственных мест, которые существуют (строятся) для любой инстанции власти.

Для формирования инстанции власти важно наличие исключительного (недоступного для других) ресурса, доступ к которому возможен только для особых лиц. Таким ресурсом в начале формирования инстанции власти в западной христианской церкви являлось прямое наследование сана римского епископа от апостола Петра[97]. Как мы видим далее по тексту обзора, многие действия пап осуществлялись именно от имени апостола Петра — например, невозвращение земель Византийской империи оформлялось как подарок апостолу Петру.

Важным моментом является борьба за титул «вселенский». Власть имеет всеобщий характер, иначе это не власть (особенно это значимо для христианской власти, с самого начала утверждавшей свою независимость от национально-государственных границ). Фиксация всеобщности власти порождает ее безусловный характер в глазах каждого[98]. Локальная власть еще не совсем власть, поскольку требует постоянного подтверждения господства (силой, богатством и т. п.). Переход к всеобщности делает невозможными вопросы такого рода, как возможны ли другие варианты, может ли быть иначе и т. п.

Большую роль в формировании всеобщности папской власти играли лжеисидоровские декреталии (см. о них ниже по тексту обзора). Именно их распространение, а потом ссылки на них обосновывали тезис, что «так было всегда и везде».

В формировании инстанции власти важным моментом является несомненность оснований и признание этих оснований (так называемая символическая власть по Бурдье). Неграмотность населения, невозможность установить другую истину, забывание альтернатив и тому подобные механизмы приводят к формированию общеизвестных, нерефлектируемых «истин», являющихся основанием для постепенного возникновения «негласного соглашения» по поводу возникающей инстанции власти: «Она такова и другой быть не может. У нее есть основания быть властью. Мы все согласны под ней жить, но она, как истинная власть, знает свои границы и не пересекает их».

Лжеисидоровские декреталии сыграли большую роль в качестве начала для такого рода соглашения и указания его границ.

Последовательность (действия) власти. Демонстрация наличия власти (в отличие, например, от демонстрации силы) основана на том, что в рамках установленной власти инстанция власти действует последовательно до конца, следуя принципам, но не обстоятельствам. Власть принципиальна, демонстрация же силы основана на достаточности (сила вызвала испуг, отступление — и достаточно). Демонстрация власти состоит в неотвратимости и реализации власти без оглядки на человеческие эмоции (жалость, расчетливость и пр.).

Обращаем также внимание читателя на подробность описания в обзоре двух исторических «кейсов», реализовавших — после всей подготовки в течение нескольких веков — папскую власть как особую инстанцию. В этом смысле эти два эпизода — историческая кульминация борьбы папства за власть. В этих описаниях тщательно прослеживаются именно принципиальность и напор становящейся власти.

Нарушение сформированного соглашения относительно возникающей инстанции власти влечет к ее ослаблению и сомнению в том, действительно ли она презентирует власть или преследует какие-то интересы. Описанные колебания папского престола свидетельствуют об этом. В описании видно противопоставление с предыдущими эпизодами становления.

ТАКИМ ОБРАЗОМ, приведенный исторический обзор со всей определенностью демонстрирует следующие общие принципы становления инстанции власти.

Это становление связано с формированием в обществе структуры, элементами которой являются:

♦ материальное воплощение власти;

♦ наличие исключительного ресурса;

♦ сакральность этого ресурса;

♦ обоснование всеобщности власти, представляемой данной инстанцией;

♦ признание (формирование негласного общественного соглашения) инстанции как инстанции власти;

♦ демонстрация последовательности власти (неотвратимости);

♦ формирование мест коммуникации с властью (присутственные места).

Одновременное наличие и правильное соотнесение указанных элементов превращают человека, группу людей, учреждение и пр. в инстанцию власти.

ИЗВЕСТНЫЕ РАБОТЫ Никколо Макиавелли «Государь» и «Рассуждения о последней декаде Тита Ливия», по-видимому, представляют собой одну из первых попыток европейских исследователей вплотную подойти к теме власти как таковой. Несмотря на то, что власть довольно часто оказывается в центре внимания исследований по философии, юриспруденции, истории, политологии и прочих дисциплин и что существуют целые художественные исследования о власти, их авторы в основном обсуждают (по крайней мере до XX века) не власть как таковую, а скорее ее проявления. К примеру, Гегель обсуждает господство, отождествляя его с властью; аналогично поступал и Макс Вебер, который дал одно из наиболее популярных определений власти как «возможность нечто сделать вопреки воле другого». При этом не ставится вопрос о том, кто или что дает такую возможность. Предполагается, что это условие, каким бы оно ни было, уже выполнено.