– Тогда кто это? – прорычала Нова, не понимая, что это значит: другой кузнец на корабле Скатиса?

Кто бы он ни был, ты его убиваешь. Ты этого хочешь?

Если бы хотела, они бы не возражали – ее верная когорта, ее команда. Нова убивала, чтобы освободить их. Убивала, чтобы обеспечить их всем необходимым для выживания. Убивала ради их безопасности, чести и злобы. У нее всегда были причины, некоторые серьезнее остальных, и ребята понимали, что этот момент для нее значит.

Всего лишь все.

Всего лишь Кору. Всего лишь пропавшую половинку ее души.

Где же она? И если это не Скатис, то кто? Что здесь произошло? Почему портал так долго оставался закрытым?

Нова ослабила змеиный ошейник. Хвост вылез из пасти и распрямился. Кузнец откинул его и сделал сдавленный вдох. Девушка отпустила Нову, полетела к нему и обняла. Пока он жадно втягивал воздух, фиолетовое лицо медленно возвращалось к голубому цвету Мезартима. Юноша держался за горло, из покрасневших глаз лились слезы. Пара воинов охраняла его по бокам. Выглядели они напряженно и мечи не прятали. Пожилая женщина держалась за перила. Трое из Мезартима собрались вокруг кузнеца. Нова предположила, что они его команда, но теперь увидела, что все они очень молоды – практически дети, возможно, того же возраста, в каком была она, когда ее продали старику за пять монет.

У Новы возникло ощущение, будто внутри нее вспыхнули угли, прожигая дыру в организме. Кто они такие и где Кора?

Где Кора?

ГДЕ КОРА?!

Дымная девушка, метаморф, чья магия не поддавалась пониманию, подняла голову и задала вопрос. Нова ответила тем же. В ее голове вопрос раскатился громом, но прозвучал он тихо и горестно, поскольку ей потребовалась вся злоба, чтобы придушить этот предательский шепоток, твердивший, всегда твердивший: «Слишком поздно».

* * *

– Кто вы? – спросила Сарай. – Чего вы хотите?

– Где моя сестра? – спросила Нова.

Они не понимали. Их слова сталкивались, как чужеродные армии, одни грубые, другие текучие, взвинченные той же жуткой кровавой неопределенностью. Все смотрели друг на друга с недоверием и замешательством. В этом месте, через миры и порталы, проделанные давным-давно ангелами, столкнулись их жизни.

Сарай и остальные пытались узнать, кто они и что случилось с теми, кто был до них.

Нова же просто хотела найти сестру.

Сарай с Лазло шутливо переговаривались насчет встречи с незнакомцами на перекрестке дорог, чтобы обменяться ответами на загадки. Вот они и здесь. На своеобразном перекрестке. Две группы стояли друг против друга. Они были незнакомцами и знали ответы на чужие вопросы. Но это не повод для шуток, да и не та правда, которой можно обменяться и разойтись.

Она взрывоопасна, и не все смогут ее пережить.

Из всех собравшихся – пятерых божьих отпрысков, троих людей, четырех слуг-захватчиков – понял вопрос только Эрил-Фейн. На протяжении трех лет он был игрушкой Изагол. Его до сих пор преследовали кошмары на ее языке. Его грубые звуки содрали струпья со старых ран, которые только начали заживать. Но куда хуже звуков были слова.

«Моя сестра», – сказала захватчица.

Это не Корако. Она искала Корако. А кто лучше Эрил-Фейна знал, что она уже никогда ее не найдет? Ладони мужчины стали скользкими от пота, но в тот момент казалось, что это кровь его старых жертв, которую невозможно смыть.

Привидение выбрало эту секунду, чтобы одарить всех одним из своих истошных воплей, который напоминал вой женщины, оплакивавшей свою судьбу.

Эрил-Фейн был единственным из всех, кто знал это. Не только истинную правду Привидения. Нова тоже это знала: астральная проекция ее сестры, выпущенная в мир. И не только то, что Корако мертва, поскольку это знали все люди и божьи отпрыски. Но только Богоубийца знал оба факта и понимал, что призрачный белый орел – последний клочок души мертвой богини, брошенный на произвол судьбы, когда нож пронзил ее сердце. Если бы птица находилась внутри нее в момент смерти, то наверняка зачахла бы вместе с Корако. Но ее не было. Она улетела и осталась как эхо, отказавшееся затихнуть, или тень, пережившая своего владельца.

Правда выйдет наружу. У Эрил-Фейна сжалось горло, кулаки – еще крепче, а сердца будто увеличились до гигантских размеров от внезапной, необъятной, несложной любви – к своему городу, народу, матери, жене и к этим прекрасным голубым детям, которые смогли выжить. После Изагол любое проявление любви пробуждало в нем другие чувства – неописуемые, сокрушительные, наполняющие позором и отвращением. Это как гладить по шерстке великолепное животное – мягкое, нагретое солнцем, чудо творения, – лишь чтобы обнаружить, что в нем кишат личинки, а стеклянные глаза закатились, пока его пожирали снизу. Вот что она с ним сделала.

Но в сердце цитадели, став свидетелем этого столкновения историй, в которых он сам сыграл важную роль, Эрил-Фейн не чувствовал позора и отвращения, только любовь – простую, чистую, незапятнанную любовь.

И ужасную, очевидную уверенность, что его час расплаты наконец пришел.

Сарай так сосредоточилась на светловолосом, широкоглазом призраке Корако, что почти не видела трех захватчиков, которые стояли позади. Затем кто-то из них заговорил – девушка, и на их языке, языке Плача. Она запиналась и акцент звучал странно, но слова были достаточно просты:

– Кто вы? Где Скатис? Где Корако?

Сарай посмотрела на нее, и какие бы мысли ни пробудили в ней эти вопросы, она забыла их, как только встретилась с незнакомкой взглядом. В ней вспыхнуло узнавание – острое, как шок. Как и все четверо мародеров, девушка была вооружена и облачена в черный костюм. У нее было простое лазурное лицо, каштановые волосы и карий глаз. Но второй… второй был зеленым.

У Сарай закружилась голова. Ее наполнила внезапная уверенность, что она до сих пор заперта во сне Миньи.

– Киско? – спросила она с недоверием.

Девушка побледнела от изумления. Вся суровость сошла с ее лица, и она еще больше стала напоминать девочку из яслей.

– Откуда ты меня знаешь? – требовательно поинтересовалась Киско.

Руби шумно втянула воздух. Ферал со Спэрроу уставились на нее во все глаза. Они не знали ее в лицо, как Сарай по сну, но определенно слышали ее имя. Минья часто повторяла имена погибших – всех, кого могла вспомнить. И удостоверилась, чтобы остальные тоже их выучили. У них была литания о них, в обратном порядке: Киско, Верран, Рук, Топаз, Самун, Уиллоу и так далее.

– Твой глаз, – потрясенно ответила Сарай. Затем в голове что-то щелкнуло, и ее взгляд скользнул к двум юношам.

Во время крика Сарай была слишком рассредоточена, чтобы сложить два и два, но теперь все встало на свои места. Мальчик, которого забрали перед Киско, обладал даром военного клича, который свежевал разумы и сеял хаос.