— Закажи два.

— Я тоже буду по тебе скучать, — сказала она, переводя взгляд на другую страницу меню.

— Сильно?

Она пожала плечами.

Харри повторил вопрос. Он увидел, как Ракель набрала воздуха в грудь, уже собралась ответить, но выдохнула. Потом вдохнула снова. Наконец она сказала:

— Извини, Харри, но сейчас у меня в жизни есть место только для одного мужчины. Маленького мужчины, которому шесть лет.

Словно ледяной водой окатила.

— Еще раз, — сказал он. — Я не мог ошибиться настолько.

Ракель оторвала взгляд от меню и посмотрела на Харри в недоумении.

— Ты и я. — Харри наклонился к ней. — Здесь, сейчас. Мы флиртуем. Нам хорошо вместе. Но мы хотим большего. Ты хочешь большего.

— Может быть.

— Не может быть, а точно. Ты хочешь всего.

— И что из этого следует?

— «Что из этого следует»? Это ты мне объясни, «что из этого следует», Ракель. Через несколько дней я уезжаю в какую-то шведскую дыру. Я человек непритязательный — просто хочу знать, будет ли к чему возвращаться осенью.

Их глаза встретились, на этот раз он смог удержать ее взгляд. Они долго смотрели друг на друга, и в конце концов Ракель отложила меню в сторону.

— Извини. Мне не хотелось, чтобы так вышло. Понимаю, это звучит дико, но… альтернативы нет.

— Что за альтернатива?

— Сделать то, что мне хочется. Уехать с тобой домой, раздеть тебя и любить тебя ночь напролет.

Последние слова она прошептала тихо и быстро. Словно она могла сколь угодно долго не говорить их, — но сказать их можно было только так. Прямо и откровенно.

— А другая ночь? — спросил Харри. — А другие ночи? Завтра, послезавтра, и через неделю, и…

— Перестань! — Она сердито нахмурилась. — Ты должен понять, Харри. Это невозможно.

— Ну разумеется. — Харри достал сигарету и закурил. Он позволил Ракели провести рукой по его щеке, губам. Осторожное прикосновение ощущалось как пощечина и отдавалось немой болью.

— Дело не в тебе, Харри. Я как-то подумала, что один раз можно. Взвесила все «за» и «против». Это отношения двух взрослых людей. И больше они никого не касаются. Это ни к чему не обязывает. К тому же с мужчиной, который нравится мне больше, чем кто бы то ни было с тех пор… с тех пор, как я разошлась с отцом Олега. Поэтому я знаю, что одним разом дело не кончится. А это… это невозможно.

Ракель замолчала.

— Это из-за того, что отец Олега был алкоголиком? — поинтересовался Харри.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Не знаю. Это могло бы объяснить, почему ты не хочешь со мной связываться. Не в смысле, что ты уже достаточно пожила с алкашом, чтобы понять, что я — плохой вариант, но…

Ракель положила свою руку на его.

— Ты вовсе не плохой вариант, Харри. Не в этом дело.

— А в чем тогда?

— Мы видимся в последний раз. Вот в чем дело. Мы не будем встречаться больше.

Она посмотрела на него. Теперь Харри понял. Слезы, которые блестели в уголках ее глаз, были не от смеха.

— И это все? — Харри попытался улыбнуться. — Или ты, как и все в СБП, засекречена?

Ракель кивнула.

К их столику подошел официант, но, очевидно поняв, что сделал это не вовремя, снова удалился.

Ракель открыла рот, собираясь что-то сказать. Харри увидел, что она готова заплакать. Ракель закусила нижнюю губу, положила на стол салфетку, рывком отодвинула стул, встала и, ни слова не говоря, ушла. Харри сидел и смотрел на салфетку. Должно быть, она долго сжимала ее в руке, подумал он. Салфетка скомкана в шарик. Харри долго смотрел на комок, а тот раскрывался, будто белый бумажный цветок

Когда офицера полиции Халворсена разбудил телефонный звонок, мерцающие цифры на электронном будильнике показывали 01.20.

— Это Холе. Я тебя разбудил?

— Да нет, — ни на секунду не задумываясь, соврал Халворсен.

— Я тут раздумывал о Сверре Ульсене.

Судя по сбивчивому дыханию и шуму машин на том конце, Харри шел по улице.

— Знаю, что тебе нужно, — сказал Халворсен. — Сверре Ульсен купил пару ботинок «Комбат бутс» в магазине «Совершенно секретно» по улице Хенрик-Ибсенсгате. Ульсена опознали на фотографии и даже сообщили нам дату покупки. Оказалось, перед Рождеством КРИПОСовцы уже побывали там и проверяли его алиби по поводу дела Халлгрима Дале. Но сегодня я уже отправил об этом факс.

— Я знаю, сейчас я как раз возвращаюсь оттуда.

— Сейчас? Разве ты не собирался пойти этим вечером в ресторан?

— Ну. Мы поужинали по-быстрому.

— И ты вернулся на работу? — недоверчиво спросил Халворсен.

— Ну да, конечно. Твой факс навел меня на кое-какие размышления. Не мог бы ты разузнать для меня еще кое-что?

Халворсен застонал. Во-первых, Мёллер недвусмысленно дал понять, что Харри. Холе больше нельзя подпускать к делу Эллен Йельтен. А во-вторых, была суббота, завтра — выходной.

— Халворсен, ты меня слышишь?

— Да-да.

— Представляю, что тебе сказал Мёллер. Наплюй на это. У тебя есть возможность узнать кое-что новенькое о работе следователя.

— Харри, дело в том, что…

— Помолчи и послушай, Халворсен.

Халворсен мысленно выругался. И приготовился слушать.

Еще в прихожей, вешая куртку на пустую вешалку, Харри уловил запах свежепожаренного кофе.

— Спасибо, что откликнулись так быстро, Фёуке.

— Да ладно вам, — буркнул из кухни хозяин. — Таким старикам, как я, всегда приятно помочь молодым. Если, конечно, я могу вам помочь.

Фёуке налил кофе в две большие кружки и сел у кухонного стола. Харри провел кончиками пальцев по тяжелой темной дубовой столешнице.

— Из Прованса, — похвастался Фёуке. — Жене нравилась французская крестьянская мебель.

— Замечательный стол. У вашей жены был хороший вкус.

Фёуке улыбнулся:

— Вы женаты, Холе? Нет? И не были женаты? Я б на вашем месте с этим не затягивал. Знаете, от одинокой жизни можно спятить. — Он рассмеялся. — Я знаю, о чем говорю. Мне было тридцать, когда я женился. Я женился поздно. В мае пятьдесят пятого.

Фёуке показал на одну из висевших над кухонным столом фотокарточек.

— Так это ваша жена? — удивился Харри. — А я думал, это Ракель.