— Муция?

Взгляд черных глаз оставался спокоен.

— Да, она.

— Ну-ну! Сколько человек знают? — спросил Цезарь.

— Никто, надеюсь.

— Разве он не запер ее в своей крепости, пока его нет? Обычно он так поступает.

— Она уже не ребенок. Если когда-нибудь вообще была ребенком, — сверкнул глазами Тит Лабиен. — Она — как я, у нее была трудная жизнь. Трудная жизнь учит. Мы находим выход.

— В следующий раз, когда ты увидишь ее, скажи ей, что я сохраню секрет, — улыбнулся Цезарь. — Если Магн узнает, от него помощи уже не жди. Так ты заинтересован в моем предложении?

— Очень заинтересован.

После ухода Лабиена Цезарь продолжал сидеть, не шевелясь. У Муции Терции есть любовник, и ей не пришлось выезжать из Пицена, чтобы найти его. Какой необычный выбор! Цезарь не мог вообразить троих мужчин более разных, нежели Марий-младший, Помпей Магн и Тит Лабиен. Матрона экспериментирует. Неужели Лабиен нравится ей больше других двоих? Или он — просто развлечение из-за одиночества и отсутствия широкого круга выбора?

Помпею, конечно, все станет известно. Любовники могут считать, что никто не узнает, но если их связь случилась в Пицене, разоблачение неизбежно. Из письма Помпея не видно, что кто-нибудь уже разболтал ему о прегрешениях жены, но это лишь вопрос времени. И тогда Тит Лабиен потеряет все, что мог дать ему Помпей. С другой стороны, очевидно, что надежды Лабиена на благосклонность Помпея уже испарились. Может быть, интрижка с Муцией Терцией и возникла у Лабиена из-за разочарования в Помпее? Весьма возможно.

Все это едва ли имело значение. Цезарь принялся размышлять над тем, как сделать так, чтобы год трибуната Лабиена запомнился римлянам. Трудная задача, если не невозможная — в сегодняшнем климате политической апатии и скучных магистратов. Единственной вещью, способной как-то расшевелить всех, являлся страшно радикальный закон о земле, согласно которому все общественные земли Рима должны быть розданы бедным. Но это вообще не понравится Помпею. Ему необходима земля для солдат.

Когда новые плебейские трибуны вступили в должность на десятый день декабря, разногласия среди них стали очевидными. Цецилий Руф выдвинул безрассудное предложение: разрешить скомпрометировавшим себя экс-консулам Публию Сулле и Публию Автронию в будущем баллотироваться на консульские должности. Неудивительно, что все девять его коллег наложили вето на предложение Цецилия. Такой же ожидаемой оказалась и их реакция на законопроект Лабиена, дающий право Помпею носить полные триумфальные регалии на народных играх — данный законопроект сразу стал законом.

Сюрприз преподнес Публий Сервилий Рулл. Все общественные земли Рима, как в Италии, так и за рубежом, нужно раздать бедным, объявил он. Тень Гракхов! Рулл зажег огонь, обративший сенаторских черепашек в волков хищных!

— Если Рулл добьется своего, то для ветеранов Магна не останется государственных земель, — сказал Лабиен Цезарю.

— Да, но Рулл упустил это обстоятельство, — спокойно отозвался Цезарь. — Когда он решил представить свой проект в Палате до его представления в колодце комиций, он должен был упомянуть солдат Магна.

— Ему не требовалось их упоминать. Это и так все знают.

— Правильно. Но если и существует нечто, неизменно ненавистное для состоятельного человека, так это законопроекты о земле. Общественные земли священны. Слишком много сенаторских семей, пользующихся огромным влиянием, сдают их в аренду и делают на этом деньги. Предлагать отдать общественные земли войскам победоносного полководца — это уже достаточно плохо. Но требовать, чтобы всю ее предоставили неимущим паразитам? Проклятье! Если бы Рулл прямо объявил, мол, то, чем Рим больше не владеет, не может быть передано войскам Магна, — он мог бы получить некоторую поддержку. А так — законопроект провалится.

— Ты будешь выступать против него? — спросил Лабиен.

— Нет, конечно! Я буду поддерживать его во весь голос. Очень много нейтралов выступят против законопроекта. Хотя бы по той причине, что им не нравится то, что нравится мне. Цицерон — отличный пример. Как он называет таких людей, как Рулл? Popularis, то есть для народа, а не для Сената. Мне это нравится. Я постараюсь, чтобы меня называли popularis.

— Магну не понравится, если ты будешь поддерживать Рулла.

— Нет, если он прочтет письмо, которое я ему пошлю вместе с копией моей речи. Магн умеет отличить овцу от барана.

Лабиен нахмурился:

— Все это займет очень много времени, Цезарь, но никак не затронет меня. В чем будет заключаться моя роль?

— Ты провел свой законопроект, награждающий Магна триумфальными регалиями на играх. И теперь ты будешь молчать, пока вся эта суета с Руллом не прекратится. А она обязательно прекратится! Помни, хорошо смеется тот, кто смеется последний!

— У тебя есть идея.

— Нет, — сказал Цезарь.

— Да перестань!

Цезарь улыбнулся:

— Успокойся, Лабиен. Что-нибудь я придумаю. Мне всегда что-нибудь приходит на ум.

Придя домой, Цезарь разыскал мать. Ее крохотная конторка — единственная комната, в которую никогда не входила Помпея. Ничто не страшило жену Цезаря в свекрови, вот только любовь Аврелии к складыванию цифр определенно внушала ей ужас. Кроме того, было очень умно отдать Помпее свой кабинет (Цезарь работал у себя на квартире). Кабинет и спальня позволяли держать Помпею подальше от владений Аврелии. Из бывшего таблиния доносился женский смех. Никто не вышел оттуда, чтобы встретить Цезаря.

— Кто там у нее? — спросил Цезарь, усаживаясь в кресло возле стола Аврелии.

Комната действительно была так мала, что более тучный человек, чем Цезарь, не смог бы втиснуться в то малое пространство, которое занимало кресло. Рука Аврелии была заметна в той экономности и рациональности, с которыми она организовала свое рабочее место. Полки для свитков и бумаг повешены так, чтобы не стукнуться о них головой, когда хозяйка комнаты поднимается с кресла. Многоярусные деревянные подносы установлены на краях стола, оставляя свободным место в середине. Кожаные корзины для книг раздвинуты по дальним углам.

— Кто у нее? — повторил Цезарь, не услышав ответа.

Аврелия отложила перо. Нехотя подняла голову, пошевелила пальцами правой руки, вздохнула.

— Дурочки, — ответила она кратко.

— Об этом можно было и не говорить. Глупость притягивает себе подобных. Но кто конкретно?

— Обе Клодии и Фульвия.

— А-а! Энергичные и незанятые. У Помпеи есть интрижки с мужчинами, мама?

— Конечно нет. Я не разрешаю ей развлекать мужчин здесь, а когда она выходит из дома, я посылаю с ней Поликсену, мою личную служанку. Ее невозможно подкупить. Конечно, Помпея берет с собой и свою прислужницу-идиотку, но они обе вместе не стоят моей Поликсены, уверяю тебя!