На них уже уставилась пожилая женщина в шляпке и молодежь, курившая на остановке, мигом прекратила оживленный разговор.

– Идем, рядом магазин, подберем что-нибудь земное, – Глеб увлек пристианку к дому с длинным рядом витрин.

С двумя сумками полными покупок Быстров поднялся на четвертый этаж. Ариетта, следуя за капитаном, несла объемистый пакет с приглянувшимися ей нарядами. Остановившись у серой сейфовой двери, землянин зазвенел ключами и впустил принцессу в свое жилище.

Квартиру из шести комнат на двух уровнях Глеб приобрел не так давно и почти в нее не заглядывал. Порядок здесь поддерживал небольшой хозяйственный робот боруанской системы, похожий на четырехрукого Чебурашку, шустрый и забавный.

– Добрый день, хозяин! – пролепетал он, выбежав из кухни на кривых ножках.

– Тепа, я же говорил: никогда не выскакивай в прихожую, если я пришел не один – ты можешь испугать гостей, – с нарочитой строгостью сказал Быстров.

– Но мне же скучно, хозяин! Ты обещал приехать в августе. А сколько уже прошло этих августов! Пыль, кстати вытер. Девятьсот шестьдесят три раза. Во всей квартире! – Тепа, подтверждая важность сказанного, поднял толстенький пальчик. – Влажную уборку делал, воду в аквариуме менял и рыбок кормил. Две сдохли по неизвестным причинам. В холодильнике пусто, перегорели лампочки в бра нижней спальни. Телевизор работает – смотрю каждый день.

– Какая прелесть! – рассмеялась пристианка. – Будем знакомы – Ариетта, – она потрепала его по курчавому чубчику.

– А я – Тепа. Хотите, вам обувь почищу и высушу? – с надеждой он глянул глазками-пуговками на принцессу. – И вам на ноги, – он юркнул к низкому шкафчику, вернувшись с пушистыми тапочками. – Вот!

– Пожалуйста, обувь почисти и высуши, – ответил за наследницу Глеб. – И разбери сумку с продуктами, – о протянул ту, что держал в правой руке, с другой прошел в гостиную.

– Здесь твой дворец? – Ариетта вошла, оглядывая резную мебель, занимавшую дальний простенок, голубые с бирюзовым рисунком стены и причудливую люстру, похожую на соцветие весенних джад.

– Нет, поскромнее. Назовем это – резиденция. Простому капитану не положен дворец, – Быстров улыбнулся, наблюдая, с каким интересом пристианка разглядывает посуду за стеклом, безделушки с Африки и Новой Зеландии, и направился в другую комнату.

Наследница последовала за ним и остановилась у стены, на которой висело множество фотографий в деревянных и бронзовых рамках.

– Это ты? – спросила она, коснувшись пожелтевшего фото, где возле боевого «Яка» стояло несколько людей в летной форме.

– Я, – Быстров кивнул, и по спине у него прошел холодок, словно откуда-то с прошлого дохнуло ветром воспоминаний.

Несколько этих фотографий были особо дороги ему. Они – немногое, что перешло из прежней жизни, когда звезды казались безумно далекими, манящими искрами. Эти снимки, как три ордена и летный шлем, стоявший на полке достались от Сереги Гурова. Глеб навестил его, когда тому исполнилось семьдесят шесть, и выглядел Гуров глубоким стариком, а Быстров, едва не пустив слезу, вынужден был врать ему, что, мол, является родственником настоящего Глеба Васильевича Быстрова. Они выпили в тот день по три рюмки, Серега курил и вспоминал, вспоминал о себе, войне, родном истребительном полке. Потом вспоминал о своем друге Быстрове, который на самом деле не погиб в насквозь прошитой осколками машине, а живехонький и по-прежнему молодой стоял перед ним. Тогда Гуров, глядя на него, расчувствовался и все восклицал: «Как похож! Ну надо же! Наш вылитый Глеб!». А через два дня, Сереги не стало. Гуров, пожалуй, для Глеба был последний близкий человек из прошлой жизни.

– А это мой самолет, – землянин ткнул пальцем в соседнюю фотографию, где виднелось полфюзеляжа другого «Яка» со звездочками под фонарем. – Что-то вроде вашего флаера. Я должен был погибнуть на нем, но меня спасла Олибрия. Я видел яркий свет и ее в ореоле. Думал, что уже умер и передо мной стоит ангел. Сверкающий ангел в ослепительных всполохах и такой же ослепительной красоте.

– И ты был предан ей до ее последнего дня. Я краешком знаю вашу историю. Если я когда-нибудь стану императрицей… – принцесса прошла до полок с диковинными минералами далеких планет, блестевших разными оттенками в свете яркой лампы, вернулась к Быстрову и положила руки ему на плечи. – Если я когда-нибудь стану императрицей, ты будешь предан мне, как ей?

– Я верен каждому, стал мне другом, – после некоторого молчания проговорил Быстров.

– Извини, я не имею права что-то требовать. Олибрия тебе когда-то спасла жизнь. А со мной другая история: ты спас жизнь мою, выдернул ее из тоскливого сприсианского плена. За те немногие дни, что мы вместе, я увидела и узнала больше, чем за все прошлые годы. Представляешь, ведь я не была нигде кроме Весириса, Совен и Присты? И то – тайком, скрывая свое имя и пряча глубоко в сердце свои желания.

Глядя на ее лицо, очерченное особой пристианской красотой, в глаза, похожие на две капли неспокойного зеленовато-стального моря, Быстров снова задумался: от чего же Фаолора столько лет скрывала дочь? Может, императрица опасалась, что после того как она представить ее, у наследницы как-то непредсказуемо проявятся гены отца. И Фаолора ждала, ждала, пока ее затянувшееся ожидание не прервала неожиданная смерть. Быстров слегка обняв принцессу, разглядывал ее, стараясь понять, что ее отличает от бесконечного числа людей, населяющих сотни планет галактики. И чувствовал, что его влечет к этому будто бы не совсем человеческому существу властная и таинственная сила, похожая на ветер, толкающий ночного путника по неизвестной дороге. Может быть, это был ветер грядущего, будущих потрясений, радостей или бед, ветер которым управлял древний бог с именем Ариет, по вере пристианцев плетущий среди звезд свою сеть Судьбы.

Он поцеловал ее, и наследница ответила как всегда жарко, рассмеялась, освободившись из его рук, и подошла к полкам. Осторожно потрогала искрящийся минерал с Цебры, потом так же осторожно взяла старый летный шлем Быстрова и надела его.

– Мне идет, господин капитан? – она хохотнула, расправляя темно-каштановые волосы, выбившиеся из-под убора, и вспомнила о множестве земных нарядов, купленных полчаса назад. – И где я могу это примерить? – Ариетта подняла с кресла тугой пакет.

– Наверху три комнаты, – Глеб указал на винтовую лестницу. – Выбери, какая понравится и располагайся там. Возможно, мы останемся здесь на несколько дней, и тебе лучше устроиться со всем удобством.

– Переоденусь и тебя позову, – принцесса поспешила наверх, шелестя полиэтиленом.

Она позвала нескоро, наверное, перемерев все костюмы и платья. Большинство из нарядов были хороши и не уступали красотой и элегантностью изделиям, продававшимся на «Сосрт-Эрэль».

Когда Быстров вошел в просторную спальню, Ариетта стала перед трюмо и разглядывала себя в зеркало. Синее с дымчато-серыми полосками платье на ней смотрелось эффектно и совсем по земному. На полу, на кровати и кресле валялись другие одежды с блестящими этикетками Armani, Roberto Cavalli и Emanuel Ungaro, разорванные пакеты, колготки и нижнее белье, с которым пристианка, возможно, не знала что делать.