Если описывать коротко, то на третьей стадии люди, по сути, попадают в капкан собственных тел. Они бодрствуют, находятся в сознании, способны думать, чувствовать и воспринимать мир вокруг себя. Просто рассказать обо всем этом они не могут. Они словно заперты в клетке.

Поначалу, когда только появились первые, пока немногочисленные сообщения о запертых, мы решили, что это редкое, но не такое уж неожиданное следствие для небольшой группы пациентов, перешедших на вторую стадию болезни, у кого вызванные ею первичные когнитивные нарушения получили дальнейшее развитие. Но потом количество таких людей выросло, и мы поняли, что запертыми становятся и те, у кого вообще не было когнитивных расстройств. Более того, между этими нарушениями и замыканием не было никакой взаимосвязи. Предсказать, кто станет запертым, а кто нет, было совершенно невозможно.

Одной из тех, кто стал, была Маргарет Хаден.

Дуэйн Холмс, помощник по юридическим вопросам спикера палаты представителей Линн Кортес:

Он не сделал ничего. То есть абсолютно ничего. Хотя в защиту президента стоит сказать, что тогда вообще очень мало что можно было сделать. В сенате заправляли республиканцы, в палате представителей – мы, и каждая из палат старалась заблокировать предложение другой. Но у нас у всех был свой план законодательной деятельности, и, конечно, у президента он тоже был и в значительной мере соответствовал плану сената. Поэтому все мы были постоянно заняты.

Когда первая леди заболела, президент забросил все. Хотя это тоже было не слишком заметно. Мою начальницу пригласил на встречу Лэмб (глава администрации Белого дома Кенни Лэмб) и сказал ей, что, пока Марджи Хаден не станет лучше, президент не сможет думать о чем-то другом. Спикеру это не понравилось, потому что мы как раз пытались протолкнуть соглашение о долгосрочном бюджете, чтобы избежать постоянных пролонгаций. Однако Лэмб ясно дал понять, что у президента сейчас совсем другие заботы. Моя начальница сказала, что, если президент так расстроен, может, ему лучше передать власть вице-президенту Хиксу. Не думаю, что это предложение было воспринято положительно.

Моя начальница была настолько раздражена, что позволила себе несколько резких выпадов в адрес президента, но Хармон (лидер сенатского меньшинства Гордон Хармон) и его люди напомнили ей, что нападать на человека, чья жена смертельно больна, весьма недостойно. Спикер согласилась дать президенту неделю, но не более того. Вопрос бюджета для нее был важнее, чем болезнь первой леди, и она не хотела упускать момент для обсуждения.

А потом так случилось, что через неделю у спикера заболели две внучки и ей тоже стало начихать на бюджет. Как и всем остальным, потому что в конгрессе не осталось ни одного человека, у кого бы не заболел кто-нибудь из друзей или членов семьи. Эта зараза настигла всех.

Филлида Янг, преподаватель патологии, Нью-Йоркский университет:

Синдром Хаден – действительно универсальная болезнь, и это то, что по-настоящему странно. Частично из-за того, что первыми целями инфекции стали мобильные люди с достаточно высоким социальным положением – те самые эпидемиологи, которые колесили с континента на континент, посещая больницы и университеты и инфицируя тех, с кем общались. Если говорить об общественном или экономическом положении, то болезнь с одинаковой легкостью поражала как высшие, так и низшие слои. Она не ограничилась какой-то одной социальной группой, как, например, ВИЧ первое время в США, когда он сначала распространялся только среди гомосексуальных мужчин, живущих в городах, или как современные вспышки инфекционных заболеваний в среде школьников средних и старших классов, чьи родители отказались делать им прививки. Эта болезнь не знала рамок и границ.

Как результат такого широкого распространения возник существенный эффект домино. Разумеется, медицинские ресурсы были перегружены, но это лишь самое очевидное следствие. Предприятия прекращали работу не только из-за того, что заболевали сотрудники, но и потому, что родители или супруги оставались дома, чтобы ухаживать за своими близкими. Некому было доставить скоропортящиеся продукты, потому что почти не осталось не заболевших водителей грузовиков. Вспышка болезни затронула почти каждый аспект американской жизни, как правило пагубно влияя на него. Но как бы плохо ни было здесь, в других странах все обстояло еще хуже, так как многие из них не имели инфраструктуры, годами создававшейся в США.

Впрочем, универсальность этой болезни имела и свою хорошую сторону, если так вообще можно говорить, потому что из-за того, что все были либо больны сами, либо близко знали заболевших, существовала мощнейшая политическая воля для решения проблемы синдрома Хаден как в краткосрочной перспективе, так и в долгосрочной. И главным политическим лицом, кто мог бы придать импульс поиску этих решений, был, безусловно, президент.

Уэсли Очинклосс:

Через три недели стало ясно, что Марджи не выйдет из этого состояния. Из разных мест врачи сообщали о тысячах других пациентов с такими же проблемами, как у нее, поэтому мы уже знали: то, что произошло с первой леди, не было каким-то отдельным, уникальным случаем. И, кроме того, это никак нельзя было скрыть от прессы или от американского народа. Примерно в то же время начал использоваться термин «синдром Хаден» применительно к болезни или, вернее, к ее третьей стадии. Мы, как могли, пытались скрыть этот факт от президента, но усилия, разумеется, были напрасны. Он все равно узнал.

Доктор Харви и ее персонал с помощью магнитно-резонансной томографии и других анализов подтвердили, что Марджи находится в сознании, поэтому президент проводил с ней много времени в больнице Уолтера Рида, разговаривал с ней, читал эти ее детективы, к которым она питала тайную страсть. В конце концов Кенни Лэмбу пришлось отозвать его в сторону и сказать, что, несмотря на его личное горе, стране нужен президент и что страна ждет, когда он возглавит ее и вселит в людей уверенность в такой трудный для них момент. Когда Кенни договорил, президент, как мне показалось, посмотрел на него таким взглядом, словно нужды всей остальной страны были ему совершенно безразличны. Но через минуту он едва заметно кивнул и сказал, что завтра утром будет полностью готов вернуться к своим президентским обязанностям.

Полковник Лидия Харви:

Я помню, что президент оставался в ту ночь рядом с первой леди. Когда я сказала ему, что им обоим необходим отдых, он ответил – вежливее, чем ему, как мне кажется, действительно хотелось, – что он президент и никто не может помешать ему разговаривать с женой. Я попросила медперсонал оставить их одних и заходить в палату только в случае крайней необходимости.

Однако около полуночи, перед тем как пойти домой, я сама зашла туда. Президент сидел у кровати жены, спиной ко мне, и держал ее за руку. Я услышала, как он что-то тихо говорил ей. Мне удалось разобрать только несколько фраз: «Скажи, что мне делать. Марджи, прошу тебя, скажи, что мне нужно делать. Пожалуйста».

Это был момент такой щемящей близости, что я не осмелилась нарушить его и, пока президент не заметил моего присутствия, тихонько выскользнула за дверь. Там я выждала несколько минут и постучала, прежде чем войти во второй раз, чтобы дать президенту время справиться с собой. Сотрудники службы безопасности, дежурившие у входа в палату, странно посмотрели на меня, но, насколько я знаю, не распространялись об этом эпизоде. Думаю, они поняли, что произошло.