мне чертовски неловко об этом думать, но когда Грифон выпрямляется и хватает свой телефон, мне хочется умереть снова и снова.

— Что ты делаешь?! — шиплю я, и он говорит с тем, кому звонит, глядя мне прямо в глаза, не прячась и не пытаясь скрыть происходящее.

— Мне нужно, чтобы вы собрали всех женщин в этом доме в вашем офисе, всех, кто был здесь в течение последних двух часов. Кто-то был в моей комнате и испортил мою кровать. Это запустило узы Оли, мои узы отреагировали, и кто-то сделал это, чтобы причинить ей боль… Сейчас она в порядке, она просто в ярости, и я тоже… Я буду там через пять минут… Оли останется здесь, она не собирается разгуливать по поместью, разбираясь с этим дерьмом сегодня вечером.

Когда он выключает телефон и бросает его обратно на прикроватную тумбочку, я скрещиваю руки и огрызаюсь: — Ты действительно думаешь, что я просто поверю, что ты ничего не сделал? У меня нет встроенного детектора лжи, но я не вчера родилась!

Он никак не реагирует на меня, просто берется за работу, сдирая простыни со своей кровати и складывая их в пучки с неопределенным выражением отвращения к работе с ними. Я поднимаюсь на ноги, мое тело болит во всевозможных новых местах, и я наклоняюсь вперед, пытаясь найти пижаму, которую принесла сюда с собой. Она лежит в куче у двери, очевидно, я уронила ее, когда мои узы взяли бразды правления.

Как только я поднимаю вещи, мои узы начинают злиться из-за того, что они принадлежат другим моим Связным, потому что теперь им нужен только мой Привязанный, чтобы утонуть в его запахе и погрязнуть в его пространстве, пока наша связь не установится должным образом. Я хмуро смотрю на них сверху вниз, и когда Грифон снова заправляет кровать, он возвращается ко мне.

— Возьми все, что хочешь, из моего шкафа, ты в… блядь, режиме гнездования. Я знаю, что ты не хочешь этого, но это то, что тебе нужно прямо сейчас. Просто возьми все, в чем тебе удобно спать, а я все улажу.

Я бросаю другую одежду, как будто она горит, демонстрируя полное пренебрежение к пространству моего Привязанного, но его это не беспокоит. Он просто хватает ее и идет за мной в шкаф, нависая надо мной, пока я не облачаюсь в пару его трусов-боксеров и уютный черный свитер.

Как только я отхожу, явно не собираясь больше ничего брать, он начинает доставать одежду и для себя, и я отворачиваюсь. Мне не хочется, чтобы он одевался и уходил от меня, я хочу, чтобы он лежал в постели, где пахнет только нами, и обхватывал меня.

Моя грудь напрягается, когда он выходит обратно в джинсах и футболке, мой живот опускается, и я не могу удержаться от хныканья.

Его руки обхватывают меня и прижимают к своей груди. — Что случилось? Я знаю, что ты мне не веришь, но я выясню, кто это был, и разберусь с этим. Какие бы доказательства тебе ни понадобились, я достану их для тебя.

Я качаю головой, трусь лицом о его грудь, и хотя начинаю верить ему, не могу найти свой голос. Он заперт где-то в другом месте моего тела вместе с моими дикими узами и моим растущим, убийственным даром.

Раздается стук в дверь.

Рука Грифона скользит по моим волосам, гладит затылок, приглашая Связного войти. Я уже догадалась, что это будет Норт, это очевидно, кого Грифон позвал помочь ему найти женщину, но я не могу отодвинуться от его рук, чтобы спрятаться, потому что могу вскрыться и выплеснуть все свои органы повсюду, если он перестанет прикасаться ко мне прямо сейчас.

Сегодняшний вечер определенно проклят.

— Я проверил камеры наблюдения, и Грейси Дэвенпорт была здесь за десять минут до того, как вошла Олеандр. У нее была с собой сумка. Я пошел поговорить с ней, но Феликс уже отправил ее домой за то, что она снова пошла за Сейдж. Видимо, она обиделась на что-то, что Гейб сказал ей, когда проводил ее в комнату, и она стала бродить по дому.

Гребаная. Грейси.

Руки Грифона все еще теплые и нежные, когда он поглаживает мою спину, но его тон совсем недружелюбен, когда он отвечает Норту: — Я разберусь с ней утром. Ты должен выгнать ее из Дрейвена, ей больше никогда нельзя приближаться ни к Оли, ни к кому-либо из нас. Если она или ее семья не воспримут это нормально, я избавлюсь от нее.

Я застываю в его объятиях, но он не прекращает успокаивающих поглаживаний. Норт не отвечает ему, и мне становится любопытно, что они оба должны передавать своими лицами, поэтому я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь в объятиях Грифона лицом к Норту.

Он смотрит на стопку простыней, которые Грифон запихнул в корзину для стирки в углу. Одеяло, в которое я завернулась, все еще в ванной, но Грифон нашел запасное и заправил кровать.

— Что она сделала? — говорит Норт, и Грифон отходит от меня, чтобы пойти в ванную и забрать остальные вонючие доказательства глупости Грейси.

Я сглатываю желчь и говорю: — Духи. Она намазала духами всю его кровать, и мои узы взяли верх, прежде чем я успела с ним поговорить. Это было не в наших силах, потому что мои узы – ревнивая, язвительная сука и просто взяли верх.

Грифон хватает груду грязной стирки и выходит из комнаты, чтобы избавиться от нее, оставляя меня на секунду наедине с Нортом, и я тут же хочу побежать за ним. Это глупо, я знаю, что это так, но мои узы клокочут в груди, словно он бросает меня.

Вместо того, чтобы позволить себе превратиться в жалкий плачущий кошмар, я концентрируюсь на связи между нами, на тех маленьких ниточках, которые едва зародились, но которые, я знаю, со временем вырастут. Я чувствую, как крошечные бисеринки пота выступают на моем лбу, когда я выталкиваю ему два слова, проклиная себя за то, как легко он заставил это выглядеть, просто послав мне целое чертово предложение раньше.

«Сожги их».

В моей голове на мгновение воцаряется тишина, а затем звучит его ответ: «Я сожгу все поместье, если ты этого хочешь. Мы можем вернуться в твою комнату на эту ночь, а утром я перееду в другую».

Черт.

Мое сердце делает маленькое сальто в груди, и хотя меня трясет, я посылаю ему