чтобы закопать свою покупку под кучей опавших листьев. Чтобы не потерять это место (ведь ему наверняка придется отыскивать его ночью), он соорудил небольшую пирамиду из камней на северной стороне тайника. Эту пирамиду будет легко найти ощупью, чтобы не пришлось бежать сюда из поместья с другим фонарем.

Закончив работу, Мэтью вернулся на тропинку и еще некоторое время рассматривал хижину. Стоя в ярком солнечном свете, пробивавшемся сквозь ветви, он понял, что сегодня утром услышал слова, заинтересовавшие его не меньше, чем новый навесной замок на старой ветхой двери.

Что это были за слова?

Кажется, он услышал их в таверне.

Два слова…

Как они звучали?

В данный момент он не мог вспомнить. Возможно, ему только кажется, и стоит винить в своей невнимательности плохой ночной сон и крепкий эль. Слова будто вертелись на языке и никак не могли прорваться наружу.

Мэтью шел дальше по тропинке вверх по склону холма, и через несколько минут он возблагодарил судьбу за то, что решил спрятать фонарь, потому что на лужайке перед огромным особняком в землю было воткнуто два металлических стержня, а Харрис, доктор Гэлбрейт и Найвен бросали на них подковы.

Гэлбрейт сделал бросок, как только Мэтью приблизился, и — дзинь! — прозвучал сильный удар.

— Вы должны мне еще одну гинею, — сказал он Харрису. Тот не ответил. Вместе со своим братом он наблюдал за приближением Мэтью.

— Где вы были? — спросил Харрис, вертя подкову в руках.

— Ходил прогуляться и оказался в деревне. Затем зашел в «Красную Клешню», где познакомился с некоторыми местными жителями и выпил кружку эля, который был… взрывным. Это, пожалуй, самое подходящее слово.

— Ха! — усмехнулся Найвен. — Вам налили «Пушечное ядро»?

— Я выжил после выстрела, но с трудом. И я должен передать вам, — он обратился к Харрису, — что Йейтс Джонси говорит, будто вы должны ему денег за…

И вот они буквально вспыхнули в его мозгу.

Те два слова.

— За ту ситуацию, — закончил Мэтью. — Очевидно, его жена немного взволнована.

— О, — протянул Харрис. — Вы познакомились с этим чертовым дураком! Он профессионал в своем деле, только его работа связана с двумя прискорбными событиями, потрясшими нашу семью. Вам о них известно. И я уже заплатил ему. Это было давным-давно.

— Он казался расстроенным. Правда к тому моменту он допивал третью или четвертую кружку эля.

— Я разберусь с этим. Найвен, твоя очередь. Не хотите тоже попробовать, Мэтью?

— Нет. Я, пожалуй, пойду еще раз поговорю с Форбсом. — Мэтью взглянул на балкон, с которого Форбс предпочитал смотреть на мир, но сейчас там никого не было. — Вы же понимаете, — сказал он, когда Найвен прицелился для следующего броска, — что запирать балконные двери Форбса нет необходимости? Если он захочет прыгнуть, у него есть неограниченный выбор мест, где это можно сделать. Он сам об этом сказал. Он убежден, что призрак хочет, чтобы он непременно прыгнул с утеса.

— Мы делаем это, чтобы напомнить ему, что его проблемы нас очень волнуют, — сказал Найвен, бросив свою подкову. Он промахнулся. — У нас были разногласия, но, в конце концов, мы семья.

— Ясно, — сказал Мэтью, хотя понимал, что определение семьи, которое дает Найвен, не соотносится с его собственным. — Позвольте откланяться.

Уходя, он задался вопросом, почему не упомянул о хижине с закрытыми ставнями? Дело было в навесном замке и запорной пластине. У Мэтью было чувство, от которого он никак не мог избавиться, и он счел неразумным упоминать при ком-то из этих троих, что он изучал ту хижину.

А еще его занимали два слова. Та ситуация. Харрис называл это «работой», а Джонси именовал «той ситуацией». По мнению Мэтью, задача по изготовлению гроба могла быть «работой» или «заданием». А вот «та ситуация»… что за этим кроется?

Или, может, все не настолько загадочно? Может, он ищет клад там, где его нет? В конце концов, Джонси (как бы сказал Грейтхауз), был немного не в своей тарелке.

Когда Мэтью вошел в мрачные пределы поместья, ему пришла мысль, что в профессии, связанной с решением проблем, имеет значение любая мелочь. И на деле «мелочь» может быть больше, чем кажется на первый взгляд. Разница между «работой», «заданием» и «той ситуацией» была небольшой, но у Мэтью она вызывала чувство, похожее на зуд.

Он поднялся по лестнице, направился к комнате Форбса и постучал в дверь.

— Кто это?

— Мэтью Корбетт, сэр. Не могли бы мы продолжить наш разговор?

Последовала пауза, после которой голос за дверью нехотя произнес:

— Это обязательно?

— Я думаю, что это пошло бы на пользу нам обоим.

— Я в этом сомневаюсь, молодой человек. Но заходите, если вам нужно.

Мэтью нашел Форбса сидящим в одном из кожаных кресел, которое он развернул лицом к ярко горящему огню в камине. На нем был темно-коричневый спальный халат. На коленях у него лежала тонкая книга. На маленьком круглом столике рядом с креслом стояли чайная чашка и заварочный чайник, от чашки и носика чайника поднимался пар.

— Вы еще не уехали? — спросил Форбс, задрав голову и глядя на своего посетителя с надменным видом.

— С чего бы мне уезжать? — удивился Мэтью.

— Я подозревал, что сегодня утром вы подписали документ, подтверждающий мое безумие, и убрались восвояси. Харрис и Найвен еще не приходили к вам с таким предложением?

— Нет, сэр.

— Не волнуйтесь, придут. Тогда вы сможете попросить Клегга увезти вас в Бостон. Харрис же оплатит вашу обратную дорогу до Нью-Йорка?

— Он уже ее оплатил.

— Благородно с его стороны. Счета должны быть оплачены. — Он поежился. — Мне холодно. Вам тоже холодно?

Вдали от камина и вправду было немного прохладно, но Форбс сидел достаточно близко к огню, чтобы не мерзнуть.

Прежде чем Мэтью успел ответить, Форбс сказал:

— Не стойте вы там истуканом! Подбросьте еще дров в камин и сядьте. Давайте покончим с этим — что бы это ни было — как можно скорее.

Мэтью показалось, что с течением дня Тракстон-старший становится все мрачнее.