Елизаветинское время в России совпало с подъемом Просвещения в Европе. Это было мощнейшее идейное движение, начавшееся во Франции и охватившее все страны Европы. Деятели Просвещения отстаивали многие принципы, которые кажутся теперь вполне естественными: равенство всех людей, свобода личности, независимость человека от церкви. Они мечтали о том, чтобы с помощью широчайшего распространения знаний построить на земле «царство разума», добиться всеобщего счастья. Не миновало это движение и России. Все новинки французской литературы, и прежде всего книги кумира читателей – блестящего, язвительного Вольтера, приходили из Парижа и сразу же становились предметом оживленных разговоров в среде русских интеллектуалов.

А их было достаточно много, по крайней мере, в середине 1750-х годов. Иван Шувалов издавал журнал «Литературный хамельон», который выходил на французском языке тиражом в 300 экземпляров. Это был по тем временам большой тираж, особенно для журнала на иностранном языке. В нем печатались известия из Франции, литературные произведения. Шувалов многие годы вел переписку с Вольтером, Даламбером, Гельвецием. В сохранившихся письмах и бумагах Ивана Шувалова мы видим, как воспринималось Просвещение в России елизаветинской поры. Конечно, Шувалов и его друзья отвергали атеизм Вольтера, его издевательства над верой.

Та сторона Просвещения, которая была направлена на низвержение старого порядка, монархии, как бы пропускалась деятелями русского Просвещения. Главный смысл Просвещения они находили именно в просвещении, образовании, победе знания над невежеством. В этой победе Шувалов видел залог благополучия государства: «И когда суеверие и невежество – главные противники просвещения – исчезали, надлежало ожидать несомненных успехов». Теперь Петр Великий рассматривался не просто как полководец или реформатор государства, а как просветитель, воспитатель подданных, борец против дикости и невежества. «Главное сего монарха попечение было, – писал Шувалов, – сделать способных (людей) к правлению разных должностей». Но смерть, считает Шувалов, увы, не позволила Петру Великому довершить начатое дело. Так случилось, что послепетровские правители забросили просвещение народа, отчего успехи России остановились, а «ревность к учению» была погашена в россиянах. Главная задача теперь, по мысли Шувалова, состояла в том, чтобы продолжать дальше дело просвещения русского народа.

В чем же смысл русского прочтения идей Просвещения? Он в том, что государство может и должно путем создания «премудрых учреждений» воспитывать просвещенных, сознательных, образованных и послушных подданных, которые должны своими знаниями, умением крепить государство, приносить славу России. Иначе говоря, Просвещение должно не разрушать, как у французских просветителей, «старый порядок» в России, а наоборот – укреплять его, делать более гибким, приспособленным к изменениям в мире. Важно, что идеи Просвещения во времена правления Елизаветы сочетались с идеями патриотизма, подчеркнутой любви к России. В 1740–1750-е годы мы видим в русском обществе подъем патриотических настроений. Именно они во многом способствовали приходу дочери Петра Великого на престол, и наоборот, ее приход усилил патриотическую волну. Елизавета воспринималась в пропаганде как продолжательница дела Петра Великого. Но и само Просвещение благоприятствовало идеям патриотизма. Дело в том, что общие идеи Просвещения объединяли страны и народы как равных, ибо солнце знаний светит всем одинаково. Россия пережила трудный период петровских реформ; русским людям приходилось быстро, под палкой Петра, усваивать многие ценности европейской цивилизации, копировать европейские обычаи, порядки. И вот после Петра прошла четверть века, сменилось поколение, и это новое поколение Ивана Шувалова и Михайлы Ломоносова, благодаря Просвещению, хотело видеть себя равным в единой семье просвещенных народов, то есть быть не хуже других. Шувалов с досадой писал французскому философу Гельвецию о послепетровском времени: «Столь неприятный для нас промежуток времени дал повод некоторым иностранцам несправедливо думать, что отечество наше не способно производить таких людей, какими бы они должны быть», то есть просвещенных, талантливых. Убедить Европу в обратном, доказать, что русские способны делать все, что делают другие народы, – такой была патриотическая цель Шувалова и его круга. Наиболее емко выразил эту мысль Ломоносов:

М. В. Ломоносов.

А возможности для этого были. Просветители видели их в чертах национального характера русского народа. Друг Шувалова М. И. Воронцов писал в 1758 году генералу Фермору, командующему русской армией в Пруссии, что у противника нужно перенимать все новое и полезное:

Нам нечего стыдиться, что мы не знали о иных полезных воинских порядках, кои у неприятеля введены; но непростительно б было, если бы их пренебрегли, узнав пользу оных в деле. Смело можно народ наш, в рассуждение его крепости и узаконенного правительством послушания, уподобить самой доброй материи, способной к принятию всякой формы, какую ей дать захотят.

Патриотизм Шувалова и его круга нес в себе идею собственного совершенствования народа. Он ничего не имеет общего с тем патриотизмом, который строит все сравнения с другими народами на унижении их, на подчеркивании собственной исключительности. Раскрыть творческие способности русского народа с помощью системы образования – такой была цель Шувалова и его круга. И тогда все увидят, что мы не хуже других народов. Н. Н. Поповский, ученик Ломоносова, при открытии в 1755 году гимназии Московского университета произнес речь, в которой, обращаясь к юношам, сказал: «Если будет ваша охота и прилежание, то вы скоро можете показать, что и вам от природы даны умы такие ж, какими целые народы хвалятся; уверьте свет, что Россия больше за поздним начатием учения, нежели за бессилием, в число просвещенных народов войти не успела».