В Европе в конце этого десятилетия было очень неспокойно.

Два мощных блока, Тройственный союз и Тройственное согласие, противостояли друг другу, и разгоравшиеся вокруг этих блоков ограниченные конфликты – агадирский кризис 1911 года, балканские кризисы – колебали их основы, не перерастая в то же время во что-то серьезное. Во время агадирского кризиса, когда Германия хотела дать ответ французской экспансии в Марокко, Кайо пришлось вести тяжелые переговоры с Берлином, добиваясь признания протектората Франции над Марокко в обмен на часть Конго. На родине общественность обвинила его в чрезмерной уступчивости. Россия тогда держалась в стороне от кризиса, не оказывая Франции ни малейшей поддержки. Так она отплатила за изоляцию Извольского в ходе балканского кризиса годом ранее. Франко-русский союз продемонстрировал в ходе этих событий ряд слабых мест. Германия надеялась извлечь из них выгоду, чтобы поколебать блок в попытке оторвать Россию от ее союзников. 19 августа 1911 года Николай II и Вильгельм II встретились в Потсдаме и заключили соглашение по Персии; это обеспокоило английского союзника, тем более что Германия, еще больше путая карты, обязалась ограничить свои коммерческие инициативы в Персии и признала там особые интересы России.

На эти осложнения, сказывавшиеся на союзах, накладывались, впрочем, события, способствующие укреплению Тройственного согласия. Летом 1909 года царь побывал в Шербуре, затем в Коусе, дабы засвидетельствовать прочность уз, связывающих Россию с Францией и Англией. А в октябре он встретился в замке Раккониджи с Виктором-Эммануилом III, которому рекомендовал дистанцироваться от Тройственного союза. Встреча увенчалась успехом, но краткосрочным, поскольку в 1912 году Италия вернулась к своим прежним союзникам.

Именно в этот момент главы российского и французского внешнеполитических ведомств уступили свои посты новым действующим лицам, проводящим новую политику. В России Извольский, которого долгое время поддерживал монарх, попал в затруднительное положение после балканского краха. Он почувствовал потребность удалиться от дел. Извольского отправили послом в Париж, и его сменил его заместитель Сазонов, свояк Столыпина, назначение которого благосклонно восприняли в России и Европе, поскольку новый министр пользовался репутацией человека последовательного в решениях и честного. Но он мог быть и нерешительным. Сазонов являлся англофилом, убежденным при этом, что призвание России – поддержка славянских народов. В то же время его влекла Германия (его бабушка была немкой), и он хотел улучшить отношения с этой страной, открыть «новый этап наших взаимоотношений». Его пронемецкая ориентация проявилась в Потсдаме, куда он сопровождал Николая II, которого убедил подписать соглашение от 19 августа 1911 года, гарантирующее поддержку Россией строительства железной дороги Берлин– Багдад, продленной до Тегерана. Но в ходе этих переговоров Сазонов поневоле констатировал грубость и лицемерие Германии, угрожавшей сорвать диалог в любой момент. Он сделал отсюда вывод, что русская дипломатия должна держаться за союз с Францией. В этом союзе, ковавшемся на протяжении двух десятилетий, тем не менее, присутствовало взаимное недопонимание. Россия в начале века, когда русские займы пользовались значительным авторитетом во Франции, считала последнюю прежде всего финансовым партнером, в то время как во Франции Россию воспринимали в первую очередь как «дорожный каток», который пригодится, когда разразится конфликт с Германией.

В 1912 году Сазонов обрел нового партнера по переговорам в лице Раймона Пуанкаре. Этот государственный деятель, выходец с востока Франции, из Лотарингии, сильнее чем кто-либо осознавал германскую угрозу. Он в ранней юности тяжело переживал поражение 1870 года, наложившее глубокий отпечаток на всю его политическую карьеру. Возглавив правительство в начале 1912 года, после отставки Кайо, которому ставили в вину его слабость в ходе агадирского кризиса и последовавших затем переговоров с Германией, Пуанкаре всегда был убежден в необходимости твердой политики, но констатировал, что франко-русский союз, имеющий столь большое значение в контексте напряженной международной обстановки того времени, демонстрировал признаки слабости, поскольку каждый из партнеров избегал поддерживать другого в трудное время. Чтобы упрочить авторитет России на неспокойных Балканах, Сазонов создал «Балканскую лигу», в основе которой лежало соглашение о военном союзе, заключенное 13 марта 1912 года между Сербией и Болгарией и предусматривавшее «защиту интересов участниц соглашения, немедленное оказание помощи в случае нарушения статус-кво на Балканах или нападения третьей страны на одну из стран-участниц соглашения». Этот договор заключался втайне, стоявшая за ним Россия проинформировала о нем своих союзников только в конце марта. Пуанкаре в мемуарах назвал его «бомбой замедленного действия», и дальнейший ход событий на Балканах только подтвердил его оценку. Соглашение расширили впоследствии на Грецию и Черногорию. Сазонов не сомневался, что Россия сохранит контроль над этой группой стран, сможет успокоить болгар, сербов и черногорцев. Поэтому в болгаро-сербский договор надлежало включить оговорку, наделявшую Россию статусом арбитра в конфликтах между различными союзниками и полномочиями, необходимыми для решения вопроса об объявлении войны.

Пуанкаре констатировал, что начавшаяся в 1912 году итало-турецкая война за Триполитанию грозит охватить Балканы, а затем и всю Европу. Он видел неустойчивость союза с Россией, которую продемонстрировал Сазонов, столь неохотно информируя Париж и Лондон о секретных статьях переговоров с Балканской лигой, и открыл для себя, когда Сазонов снял завесу тайны с сербо-болгарского соглашения, детали, в полной мере оправдывающие его страх перед «бомбой замедленного действия». Среди секретных статей этого соглашения Пуанкаре обнаружил будущий раздел Македонии, оговорку касательно Румынии, нападение которой на Болгарию автоматически влекло за собой вмешательство Сербии, а также обязательство Болгарии прийти на помощь Сербии в случае нападения на ту Австро-Венгрии. Пуанкаре опасался агрессии или авантюризма России на Балканах, тем более зная, что для германо-австрийского тандема установление контроля России над Сербией практически равнозначно поводу для войны. В Вене выступали против фактического протектората России над Белградом, болгар беспокоил привилегированный характер русско-сербских связей, что чуть ли не ссорило два братских народа. Пуанкаре понимал, что политика Сазонова чревата конфликтами, а главное, что Балканскую лигу, созданную без согласования с союзниками по Антанте, трудно будет контролировать. Отсюда сложность с выбором позиции, которую он будет защищать вплоть до мирового пожара 1914 года. Он хотел проводить в жизнь глобальную концепцию, стоящую над частными государственными интересами и локальными ситуациями, политику блока против блока, Тройственного согласия против Тройственного союза. Но он знал также, что Франция не может позволить себе быть втянутой в конфликт, пока Россия не закончит перевооружаться. Воспоминания о 1904 годе, о Японии, торжествующей победу над дезорганизованной Россией, имели большое влияние на ход мыслей Пуанкаре.

Заняв пост министра иностранных дел, Пуанкаре надеялся укрепить франко-русский союз и хотел делать это не в рамках двусторонних отношений, а исходя из своей общеевропейской концепции. В 1911 году Теофиль Делькассе поднял вопрос о военно-морском соглашении, стремясь укрепить союз в этой области. Адмирал Обер и князь Ливен подготовили проект военно-морской конвенции, заключенной 16 июля 1912 года. В 1913 году те же Обер и Ливен организовали конференцию, расширившую действие конвенции на Балтийское море, где перемещения судов Тройственного союза были поставлены под постоянное наблюдение союзников по Антанте. Эти вопросы уже служили предметом обсуждения в ходе визита Пуанкаре в Россию в марте 1912 года, ставшего ответом на посещение Сазоновым Парижа тремя месяцами ранее. Он также имел целью обсудить некоторые спорные моменты, омрачавшие франко-русские отношения.