Так или иначе, это было странно. Все равно что пытаться оттереть пятна с блестящих мостовых, даже здесь, под землей.

Томас часто заморгал, в остальном не выказав никакого дискомфорта. Он был насторожен, окидывая взглядом помещение от пола до потолка и больших выдвижных ящиков у дальней стены. Без сомнения, тела находились там. Я тоже огляделась, подмечая как можно больше деталей в этой стерильной комнате. Все здесь было белым. Пол и стены до самого верха выложены плиткой. Все холодное и гладкое, за исключением потолка.

Единственным украшением на этом чистом холсте был декоративный кран на прикрепленном к одной из стен шланге. Я заметила в открытом шкафу знакомые медицинские инструменты и фартуки. Через равные промежутки стояли три серебристых стола. Отверстия в них указывали на то, что они предназначены для вскрытия. Под каждым находилось серебристое ведро, и я подавила отвращение, когда поняла их назначение. Опилок я не заметила, и запах хлорки получил объяснение. В эти ведра через отверстия в столах стекают телесные жидкости.

Открывший дверь гвардеец прочистил горло.

– Доктор Розен скоро придет и ответит на ваши вопросы.

С этими словами он отступил за дверь и кивнул кому-то в коридоре. Мы с Томасом вздрогнули, когда он закрыл за собой дверь и запер ее со щелчком, отозвавшимся у меня в груди.

Я сделала медленный вдох и выдох, стараясь не замечать першения в горле. Я не любила находиться взаперти.

– Почему нас заперли?

Подумав, Томас сказал:

– Возможно, им важно не удержать нас внутри, а не допустить посторонних.

– Ты думаешь, что наш убийца работает на выставке?

Томас пожал плечами.

– Пока не исследуем тело, мы не узнаем, тот ли это человек, который убивал в Нью-Йорке и Лондоне. Может, откроем ящик и посмотрим?

Я направилась к ящикам, излучая спокойствие. Стук трости громко разносился по маленькому помещению, но пульс больше не частил в такт. Я задержалась у единственного подписанного ящика: «Мисс Труди Джаспер». Пропавшая женщина, которая работала у Мефистофеля.

Положив трость, я потянула за ручку ящика. Она не поддавалась. Подошел Томас, и совместными усилиями нам удалось открыть ящик.

Нас приветствовало мраморно-белое тело. Прелестные рыжие волосы напоминали языки пламени. Глаза девушки были закрыты, хотя мне почему-то казалось, что они чудесного орехового цвета. Никто не позаботился ее прикрыть, и раны сразу бросались в глаза.

Хорошо, что я положила трость, а не прислонила ее к ящику, иначе уронила бы ее, когда схватилась за металлический борт. Я зажмурилась, зная, что это не поможет остановить возникшие в голове образы. Воспоминания сорвались с привязи.

Я больше не стояла в этом странном склепе под Белым городом. Я была в Лондоне, в туманном переулке. Луна висела подозрительно низко над горизонтом – желтая, как кошачий глаз, и наблюдала за суетливым миром внизу, словно он был мышкой.

– Одри Роуз?

Голос Томаса был напряженным. Наверное, как и выражение его лица. Я покачала головой, еще не готовая ответить. Это не слабость. Меня ошеломила открывшаяся мне правда. Я больше не сомневалась, что признания брата не ложь. Натаниэль не был Джеком-потрошителем. Я это знала, потому что раны этой женщины были точно такими же, как у мисс Эддоуз. Вторая несчастная жертва нашумевшего двойного события. Это подтверждал даже беглый взгляд. Уверена, что подробное исследование докажет мою правоту.

Я открыла глаза. Я не дам ему победить. Джек-потрошитель оставил для нас тело, зная о нашей незначительной связи с жертвой – это было заявление и вызов. Он чувствует себя недосягаемым и насмехается над нами. Я медленно выпрямилась и, натянуто улыбнувшись Томасу, обошла тело, подмечая каждую деталь жестокого издевательства.

Небольшой синяк на левой руке – эта подробность обнаружилась, только когда тело Кэтрин Эддоуз вымыли. Часть правого уха Труди отрезана, как и у Кэтрин Эддоуз. Знакомые черные стежки на Y-образном разрезе посмертного вскрытия провисают над животом. Готова поспорить на свою душу, что у жертвы пропала почка и по крайней мере фут или два кишок.

К горлу подкатил комок. Я все равно что снова смотрела на тело мисс Эддоуз. Наконец я перевела взгляд на ее шею. Она умерла от того, что ей перерезали горло. Сонная артерия рассечена – значит, жертва быстро истекла кровью. Остальные повреждения были нанесены после смерти.

Я подняла голову. Томас уже пристально смотрел на меня. Волнуется, что мне слишком тяжело? Чувствует, что меня надо укрыть от шторма, как ему казалось, бушующего у меня внутри? Он не может знать, что я не боюсь.

Кровь яростно билась у меня в венах. Месяцы опустошения въелись в мои кости, опутали мои чувства, пока глаза не заволокло красной пеленой. Гнев. Зверь, которого нельзя удержать.

Я ни капли не сомневалась, что мой брат был дьяволом. Его смерть причинила мне боль, но я чувствовала, что справедливость восторжествовала. Я обрела покой, веря в то, что больше он никому не причинит вреда, хотя эта мысль вырывала сердце и мучила меня. Несколько месяцев я воевала с собственным понятием добра и зла, считая, что мир должен знать: Натаниэль был монстром, охотившимся в Уайтчепеле, и больше он не опасен.

Я придержала язык, зная, что отец не вынесет боли от подобного публичного скандала. Он был тогда таким ранимым. Кроме того, в глубине души я эгоистично хотела защитить Натаниэля от ненависти и порицания, даже после смерти. Я знала его только как моего преданного брата. Я любила его.

Я опять перевела взгляд на тело. Труди, как и женщины до нее, не заслуживала смерти.

Томас не сводил с меня глаз. Он с такой же легкостью, как и я, понял, что раны Труди нанес Потрошитель. Не успела я уверить его, что со мной все нормально, как дверь открылась и вошел мужчина в чистом фартуке. Если его удивила наша молодость, он не подал виду. Должно быть, это и есть мистер Розен, бывший ученик дяди.

– Полагаю, вы мистер Кресуэлл и мисс Уодсворт?

Мы кивнули, и, похоже, на этом он покончил с формальностями. Он глянул на тело, и выражение его лица не изменилось.

– Я доктор Розен. Доктор Уодсворт прислал утром телеграмму.

Я кивнула.

– Он передает извинения, что не смог нас сопровождать.

– Да. Вижу, вы уже сами достали тело, – показал он на стол.

Он не упрекал, просто констатировал факт и, пожалуй, был доволен, что наш визит не затянется. В этом отношении он напоминал дядю. У меня сложилось впечатление, что он лучше ладит с покойниками. Он подошел к шкафу и вытащил клочок бумаги. После этого все происходящее словно замедлилось. Я смотрела, как доктор протягивает руку, и бумага на свету меняет цвет. Затем я поняла, что цвет не менялся – что это пятна крови.

Казалось, только Томас не увяз в этом медленном болоте: с нечеловеческой скоростью он обогнул стол и схватил письмо прежде, чем доктор протянул его мне. Я была благодарна ему за понимание. Мне понадобилось мгновение, чтобы собраться с духом. Тело, записка – у меня зазвенело в ушах. К счастью, это длилось всего одну секунду, и вряд ли это кто-то заметил бы, кроме моего очень наблюдательного бывшего жениха.