На это я могла согласиться. Лучше обрушить Томаса и его дедукцию на Мефистофеля. Это нас обоих успокоит и поможет в расследовании.

Некоторое время мы молчали, погрузившись каждый в собственные мысли. Я знала, что Томас так реагирует из-за беспокойства. Он никогда себе не простит, если со мной что-нибудь случится. Но я никак не могла заставить себя поверить в то, что роза и записка предназначались именно мне. Казалось, что они скорее направлены против Томаса. Я считала, что они посланы, чтобы выбить его из колеи и заставить ошибаться.

У Джека-потрошителя было множество возможностей напасть на меня, если бы он этого хотел. В Лондоне, на «Этрурии», в Нью-Йорке и здесь, в Чикаго, я, бывало, ходила без сопровождения. Если бы он хотел заполучить меня, как боялся Томас, то выдал бы свои намерения. Он был знаком с моим братом, в этом я не сомневалась. Он мог бывать у меня дома. Невозможно представить, что он так долго удерживал свою карающую руку.

Разве что я никогда не была его мишенью.

Мы подъехали к театру, который посещали на прошлой неделе. Томас выругался себе под нос. Дверь и окна были заколочены, свет не горел. Неаккуратно нарисованная вывеска гласила: «Сдается».

Хоть я и боялась такого поворота событий, все же надеялась, что Мефистофель передумает и подождет, пока мы расследуем смерть его пропавшей артистки. Но он, не теряя времени, собрался и укатил в другой город, оставив окровавленные щепки там, где они упали.

Бабушкин особняк

Чикаго, штат Иллинойс

16 февраля 1889 года

Я смотрела на тело, на кожу цвета только что выпавшего снега. Слегка надавив пальцами на подбородок, повернула голову в поисках отметин. Пальцы обжигало смертельным холодом. Ни пятен, ни порезов, ни внешних повреждений. Я прислонила трость к столику на колесиках, на котором лежали инструменты для вскрытия. Надо будет позвать Ноя. Эту женщину опознали как мисс Эдну ван Тассел, одну из тех пропавших, кого он разыскивал.

– Ее нашли на улице? – спросила я.

Это вряд ли, учитывая отсутствие признаков обморожения. Ни почернения, ни волдырей. Она словно просто уснула и не проснулась.

Дядя покачал головой.

– Нет. Главный инспектор сказал, что хозяйка пансиона, в котором она снимала комнату, не видела ее на завтраке, поэтому пошла проверить. Хозяйка очень сердилась, что продукты пропадут зря, и поднялась сделать выговор. Но когда вошла в комнату, та была пуста. Через несколько дней она позвонила семье мисс ван Тассел, чтобы забрали ее вещи.

Я вдохнула.

– И тогда ее семья сказала, что она не возвращалась домой.

– Верно, – кивнул дядя. – Затем они, благодаря связям, наняли агентство Пинкертона.

Так к делу подключился Ной.

– Наша жертва отсутствовала неделю, а потом ее обнаружили в собственной кровати, под одеялом. Одежда была аккуратно сложена на стуле. Хозяйка убеждена, что она прокралась тайком, чтобы забрать вещи, и умерла во сне.

– Это абсурд! Почему ей не пришло в голову ничего более гнусного? – Я свела брови. – Она не слышала ничего странного?

Дядя покачал головой.

– Шума борьбы не было. На самом деле из той комнаты не доносилось вообще никаких звуков. Хозяйка наткнулась на тело, когда собиралась показывать комнату.

– Беспорядок? – спросил Томас. – Пропало что-нибудь из личных вещей?

Я украдкой взглянула на него. Почти всю дорогу до дома он молчал, погрузившись в себя, а те немногие слова, что произносил, были безрадостными. Как он сказал, больше не осталось сомнений в том, что Джек-потрошитель хочет заполучить меня. Затем он выключил эмоции и удалился в царство мороза и льда. И до сих пор не оттаял.

– Хозяйка ничего не заметила. – Дядя снял очки и протер их уголком твидового сюртука. – Единственная странность заключалась в том, что мисс ван Тассел была без ночной сорочки. Хозяйка сказала, что никогда бы не стала спать в таком непристойном виде и что даже не представляет, кем надо быть, чтобы пропасть на неделю, не сказав ни слова, а потом тайком вернуться.

Томас наклонил голову. Наконец-то приходит в себя. Он уставился на тело.

– Подозреваю, что общая уборная в коридоре или на другом этаже, а значит, она вряд ли раздевалась перед сном. – Он посмотрел на дядю, ожидая подтверждения. Дядя кивнул. – Независимо от своих предпочтений, она, скорее всего, надевала ночнушку, на случай, если ночью понадобится встать. Не говоря уже о том, что спать без одежды при такой температуре глупо. По крайней мере зимой.

Он мерил шагами маленькую подвальную лабораторию, лихорадочно барабаня пальцами по бедрам. Я знала, что он подстегивает себя, стараясь собрать кусочки этой невозможной мозаики, в надежде не допустить следующей жертвы Потрошителя. А конкретно – меня.

Я ждала, что тревога вот-вот охватит и меня, мешая вести расследование. И почувствовала облегчение, как будто наконец поняла нюанс его игры, о котором до этого не подозревала. Если Джек-потрошитель хочет меня, тогда мы можем найти способ внушить ему, что он победил. Я не стала делиться этой идеей с Томасом. Судя по бешеному взгляду, обещавшему насилие, еще рано. Пусть сначала успокоится. А потом мы вместе придумаем план.

– Она пропала неделю назад, но признаков разложения нет… – бормотал Томас себе под нос, не ожидая ответа. – Молодая женщина умерла во сне, без признаков заболевания или травмы. Он убил ее, но как? И зачем вернул? С какой целью?

Он шагал все быстрее, постепенно становясь одним целым с нашим убийцей, входя в роль демона. Пока он погружался в разум преступника, горничная принесла чай с лимонными и малиновыми пирожными. Вытаращив глаза, она остановилась, ища, куда бы поставить поднос. Ее взгляд задержался на почти обнаженном трупе, и хотя лицо осталось совершенно невозмутимым, ее горло дернулось от подавляемых эмоций. Никому не нравится выставленная напоказ смерть, по крайней мере так, как делали это мы, словно мясо для разделки.

– На буфет, пожалуйста, – сказала я как можно спокойнее. – Спасибо.

Когда горничная удалилась, я подошла к чайнику и разлила чай по чашкам. К легкому запаху смерти добавились нотки «Эрл Грея» и розы. Я положила два пахнущих розой сахарных кубика в дядину чашку и четыре – Томасу, зная, что дополнительная сладость помогает его дедукции. Сама я была слишком взволнована для сладкого. Отложив серебряные щипцы и вазочку, я по очереди отнесла каждому чашку и пирожное. Это дало мне время подумать. Если я смогу убедить Томаса в том, что мне ничего не угрожает, может быть, мы сумеем устроить ловушку. Разве Потрошитель откажется от возможности схватить меня?

– Спасибо. – Дядя принял чашку и сделал глоток.

К тому времени как я подала чай Томасу, дядя почти допил свой. Я глянула на часы. Время ужина давно прошло.