функции. Государство в лице его правоохранительных органов, как всегда, полностью проигнорировало эту точку зрения. Деятельность предприятия Павленко слишком очевидно демонстрировала пороки советской системы. Характерно, что судебный процесс по делу УВС, несмотря на его политически важный характер, проходил в закрытом режиме. Даже малейшая информация о нем не просочилась в печать.

В общем, не вовремя и не там родился — вероятно, такие мысли возникают в первую очередь после ознакомления с делом Павленко. И он, и многие из его окружения в иных социально-экономических условиях могли бы сделать вполне успешные карьеры предпринимателей. Однако на самом деле судьба Павленко и его организации интересна не этими несостоявшимися перспективами. Преследуемые советской системой, они отразили в своей жизни и деятельности многие, в том числе скрытые и малоизвестные, черты времени.

Зеркало советской действительности

По непонятной причине в приговор трибунала, не предназначенный для широкой огласки, было включено следующее политическое заявление: «Это беспрецедентный случай в истории нашего государства после гражданской войны»[750]. Суть этой фразы не вполне ясна. В каком смысле характер и действия организации Павленко можно было считать «беспрецедентными», тем более за весь период предшествующей советской истории? По масштабам теневой хозяйственной деятельности и приобретенному богатству? Вряд ли прокурорам и суду было неизвестно, что в стране существовали и более крупные воротилы подпольного бизнеса, быстро делавшие огромные состояния на хищениях и спекуляции дефицитом.

Был ли случай УВС уникальным как пример не индивидуального, а массового советского самозванства? Возможно. Выплачивало ли УВС особо многочисленные взятки? Судя по цифрам, озвученным в приговоре трибунала, такое утверждение было бы неправильным. Считали ли авторы приговора чрезвычайным фактом наличие в организации вооруженной охраны? Но в стране в течение десятилетий существовали и, в отличие от УВС, реально применяли оружие различные вооруженные группы, как чисто криминальные, так и мотивированные политически. Достаточно вспомнить широко распространенный уголовный бандитизм, крестьянские движения против коллективизации в начале 1930‐х годов или партизанское подполье в западных районах СССР, с которым не удавалось справиться многие годы.

Скорее всего, фраза о «беспрецедентности» дела появилась в приговоре трибунала, чтобы подчеркнуть значимость самого судебного процесса, а также якобы нетипичный характер организации как пережитка в основном преодоленного прошлого. Именно поэтому сугубо экономический подход к делу, вскрытие на примере организации Павленко распространенных теневых практик совершенно не устраивал трибунал как представителя Советского государства. Священный характер советской плановой централизации и государственного владения львиной долей экономики находился категорически вне подозрений. Частные способы экономической активности не могли быть значительными и эффективными. А если факты противоречили этому догмату, то тем хуже для фактов. Их оценку сразу же переводили в политическую плоскость, выталкивая в резервацию «антисоветского», «контрреволюционного», «террористического» и «шпионского».

Такая примитивно-банальная и поэтому живучая концепция устройства государства понятна и вряд ли заслуживает большего внимания, чем ей до сих пор уделено в литературе разных научных направлений. Действительный интерес представляет более сложная и малоизученная проблема советских социально-экономических реальностей. Как на самом деле работала экономика? Какое место занимали в ней «теневые» практики, какую они играли роль? Как разрешались и, не разрешаясь, накапливались в ней многочисленные противоречия, взорвавшие в конце концов всю систему? Этим и другим подобным вопросам также посвящена немалая часть исследований. Важные и интересные, они тем не менее часто страдают от умозрительности заключений и отсутствия эмпирических подтверждений. Следовательно, работа в этом направлении будет продолжаться.

Как часть общих усилий понять не только намерения, но и реальности сталинской системы может рассматриваться и данная книга. Применительно к ее сюжету обозначенные общие вопросы могут быть конкретизированы следующим образом. Насколько типичными были Павленко, его организация, методы и способы взаимодействия с большим сталинским миром, которые они демонстрировали? Было ли павленковское УВС отпечатком советской действительности или представляло собой исключительный, почти инопланетный случай, каким старался представить его советский карательный аппарат? Трудно отрицать (хотя при желании, как мы нередко видим, отрицать можно самое очевидное), что приведенные в книге факты вполне доказывают типичность рассматриваемого в ней случая.

Нелегальные схемы Павленко работали в разных условиях и в разных формах в течение более чем 10 лет во время и после войны. Разоблачение организации можно счесть как неслучайным, так и случайным. Очевидно, что было много признаков ослабления дисциплины членов УВС, что проявлялось в частых скандалах, пьяных драках и т. п. Потенциально они грозили более пристальным вниманием к организации, вплоть до ее тщательной проверки. Однако верно и то, что даже самые крупные скандалы, сопровождавшиеся изъятием оружия и арестами на местах, в течение нескольких лет удавалось гасить. Непоправимое случилось после того, как в дело оказались вовлечены московские структуры. Причем произошло это по сравнительно мелкому поводу. Трудно утверждать, что такое вмешательство центра было неизбежным. Скорее наоборот.

Создание и деятельность предприятия Павленко стали возможными благодаря многочисленным прорехам в сталинской системе централизации и террора, что составляло важную предпосылку развития теневой экономики. Нацеленность карательных органов на фабрикацию громких политических дел и выявление широких «шпионско-вредительских» сетей, кампанейский характер террора были причинами не очень высокой эффективности в борьбе с реальными нарушениями законов и правил сталинского государства. Безнаказанности экономических нарушений способствовала коррупция и номенклатурная защищенность советских чиновников. В общем, действительно виновному (по меркам сталинских законов) в этой системе контроля и репрессий было так же легко избежать наказания, как невиновному — попасть под каток государства.

Длительное существование по подложным документам можно объяснить тем, что организация Павленко вполне органично вписывалась в реальную советскую социальную и экономическую среду. Методы и приемы работы УВС были вполне типичны и распространены. Самозванство и жизнь по подложным документам не были редкостью. В сталинском СССР, охваченном мощными социальными потрясениями и террором, миллионы людей скрывали свое прошлое, придумывали новые безопасные биографии, покупали паспорта и другие документы. Как показано во введении, историкам известны многочисленные примеры дерзкого мошенничества, успешного вымогательства средств у государственных организаций и т. д. Немало частных предпринимателей работало под фиктивным прикрытием кооперативных организаций, т. е. по подложным документам. Как и многие другие, Павленко успешно применял аналогичные способы маскировки, использовал слабые звенья системы.

Важной опорой организации Павленко были ее внутренние социальные связи, система группового доверия, формировавшиеся за рамками и в противовес исключительной лояльности государству, насаждаемой идеологией и репрессиями. Принципов этой своеобразной корпоративной солидарности придерживались не только