Возможно, это и был мир кошмара. Однако Саксони хотела держаться за него – держаться за Карам, – пока их снова не выкинет в реальный мир, где любая уязвимость гибельна.

– Я не вижу ничего зловещего, – сказала Саксони.

Она пыталась сморгнуть темноту с глаз. Однако здесь больше ничего не было. До тех пор, пока в некотором отдалении частицы, из которых состоял мрак, не начали кружиться с неожиданной быстротой, точно услышав ее жалобу. От темноты отламывались крошечные кусочки и окружали их сплетенные руки. Шепчущие дуновения касались затылка Саксони. Она ощущала, как магия этого места силится обрести форму.

Саксони не знала, почему каждый мир, куда ее уносит, оказывается настолько зловещим. Разум Консортессы, заклятие амджи, а теперь это. Она гадала, приходится ли Тавии и остальным настолько же тяжко. И какую форму обрели их миры – их кошмары?

Все началось с размытого пятна в воздухе, как будто кусочек мира был невосстановимо поврежден; помещен не на свое место. Но потом оно полностью отделилось и поплыло к спутницам. Чем ближе оно подплывало, тем сильнее скручивалось во что-то еще. В силуэт, сделавшийся ростом с Карам, а потом отрастивший две руки. Силуэт разделился понизу на две ноги, а вверху сформировал лицо.

Он уже не плыл, а шел – после чего остановился в нескольких шагах от них.

Саксони моргнула. Сгустившийся из ткани мира мужчина моргнул в ответ.

Глаза его были цвета древесной коры. Когда кожа мужчины из серой сделалась смугло-коричневой, у Саксони возникло ощущение: она где-то видела его прежде. Он заговорил. Мастерица поняла, откуда взялось это ощущение.

– Карам, – произнес мужчина.

И Саксони осознала, что видела его в глазах Карам. В чертах ее лица. В контуре ее прямых губ и крепкой челюсти.

Это был отец Карам.

Карам рванулась к нему.

Хардев Тальвар был невысок и худ. Одежда приглушенных тонов была украшена бисером и серыми полудрагоценными камнями. На шее он носил священное ренийское ожерелье – точно такое же сейчас надето на Карам. Когда он смотрел на дочь, то задумчиво трогал это ожерелье.

В нем не показалось ничего от бойца. Он не являлся воином. Когда Саксони встретилась с ним взглядом, то подумала лишь о безмятежном внешнем виде мужчины – вероятно, благодаря своей вере в то, что со временем даже плохое может стать хорошим.

Вокруг него из пустоты соткалась Гранка.

Как будто кто-то пролил краску, расцветив пространство вверху под небо, а пустоту внизу – под песок и брусчатку. Воздух был теплым. Саксони, даже не особо прислушиваясь, услышала перезвон храмовых колокольчиков, звучащий в такт порывам легкого ветерка.

Саксони жадно впитывала этот покой в предчувствии неизбежной боли.

– Ты не можешь избрать этот путь, – сказал Хардев. Карам фыркнула.

Для Саксони, стоящей чуть позади, это прозвучало так, словно Карам пыталась не заплакать. И это было самым странным, потому что если Карам и умела что-то делать хорошо – помимо убийства, – так это не плакать. И только когда Саксони присмотрелась внимательно, она поняла: ничего странного в этом нет. Та девушка, что стояла перед ней, не являлась той Карам, которую знала Саксони. Это не ее прекрасная воительница, а юная девушка, которую Мастерица едва узнала.

Четырнадцатилетняя Карам, ставшая еще ниже ростом – если это было вообще возможно, – смотрела отцу в глаза. Воительница отражала смесь страха, которого Саксони никогда не видела в ее взгляде, и упрямства – это Мастерица наблюдала несчетное количество раз.

– Пехта, – моляще произнесла Карам. – Я хочу быть воином, как пехти-джал и мета-джил. Они сражались ради спасения Мастеров. Я хочу сражаться и защищать Арджуна.

– Это были времена войны, дила. Мы покончили с этим.

Карам повернулась к Саксони. Та увидела в ее глазах конфликт. Детское желание порадовать отца в сочетании со взрослым осознанием: он умер, и это последний раз, когда воительница видит отца перед собой.

Карам должна была воспользоваться вторым шансом, чтобы снова разбить его сердце. В противном случае ей оставалось лишь дезертировать с этой войны и навечно остаться жить в мире грез. И Саксони не была уверена, что если Карам останется, то она сама найдет в себе достаточно отваги, чтобы уйти без девушки.

– Все в порядке, – сказала Саксони. – Сейчас я с тобой. Мы вместе, верно? Всегда.

Карам с новой решимостью сжала зубы и снова встретилась взглядом с отцом.

– Мы всегда будем на войне, – заявила она. – Что бы ни говорили вы с мете, борьба не окончена. Мастера всегда будут нуждаться в защите Рекхи д’Райхсни.

Хардев разочарованно склонил голову.

– Если ты решила пойти против дела мира, ты должна уйти и никогда не оглядываться назад. Уезжай из Рениаля. Отправляйся в какую-нибудь Усханию или другую столь же ужасную страну.

– Пехта! – взмолилась Карам.

Но она знала, что будет дальше. Даже Саксони понимала это.

Это был тот самый момент, когда Карам оставила свою прежнюю жизнь и сбежала в Крейдже. Там девушка встретила Уэсли и принялась делать карьеру в преступном мире. Там же познакомилась с Саксони и зажгла в ее душе искру, какой та никогда прежде не ощущала.

Как ужасно, что худший момент в жизни Карам являлся в некотором смысле самым лучшим для Саксони.

Она чувствовала себя отвратительной личностью за одну мысль об этом – особенно зная, что случится с отцом Карам. Однако Саксони даже представить себе не могла, какой была бы для нее эта война и эта жизнь, не будь рядом Карам.

– Хей прайтен, – сказала Карам.

За годы общения с Карам Саксони достаточно хорошо выучила ренийский язык, чтобы понять значение слов.

«Я люблю тебя».

Хардев покачал головой, все еще трогая двумя пальцами свое ожерелье.

– Не делай этого, – сказал он. – Та, что живет войной, не может быть моей дочерью.

Карам сжала руки в кулаки. Саксони видела, как невысказанные слова замирают на ее губах – слова сожаления и мольбы о прощении. Когда Карам приоткрыла рот, Саксони на миг показалось, что та сейчас бросится в объятия отца, раскаиваясь и рыдая; с обещаниями остаться рядом с ним и защищать Род Арджуна так, как не могла защитить в реальном мире.

Вместо этого Карам уставилась в землю и произнесла:

– Значит, полагаю, я тебе больше не дочь.

А потом она повернулась и стрелой метнулась прямо в объятия Саксони, заставив ту сделать несколько шагов назад. Саксони крепко прижала Карам к себе, позволив своей воительнице наконец сделать то, от чего та воздерживалась так много лет.

Карам плакала, пока мир не изменился, создавшись заново и вернув ей прежний облик. Но Саксони так и не отпустила девушку. Даже когда небо потемнело, воздух сделался холодным, а песок под ногами превратился в землю.