России шла страстная борьба между «поли­тиками» и «практиками». Делегаты из России поехали на конгресс наиболее подготовленными и имели влияние на принятые им реше­ния. В президиум конгресса были избраны, кроме Герцля и Нордау, известный врач-окулист Макс Мандельштам из Киева и лондонский хахам Моисей Гастер. В своей вступительной речи Герцль на этот раз говорил не столько об отдаленных целях сионизма, сколько о ближайших задачах. Во внутренней жизни он выдвинул необходи­мость «завоевания общин» сионистами, т. е. увеличение их числа в составе правлений общин и различных учреждений для того, что­бы от имени народа не могли выступать самозваные представите­ли, вроде вышеупомянутых «протест-раввинов», которые «молят­ся о Сионе и борются против Сиона». Во внешней политике реко­мендовался простой коммерческий принцип («do ut des»: нужно оказывать турецкому правительству финансовые услуги и полу­чить взамен хартию («чартер») на заселение Палестины; для этого нужно учредить Колониальный банк, который откроет свои опера­ции, как только соберется достаточная сумма денег. Макс Нордау снова произнес сильную речь об общем положении евреев за истек­ший год. Печальные события этого года — антисемитские демонст­рации во Франции в связи с пересмотром дела Дрейфуса, погромы в Алжире и Румынии — дали ему возможность подкрепить свой довод о безнадежности положения в диаспоре. Его речь изобиловала злы­ми обличениями против сытых и равнодушных к судьбе своей нации евреев Запада, считающих себя евреями на том основании, что они посещают синагогу раз в год, в Иом-Кипур, едят «кошер» и любят цитировать остроты Гейне («Auch-Juden», «Bauch-Juden»).

На втором конгрессе уже обнаружился начавшийся процесс рас­слоения сионистской партии. Кроме упомянутых разногласий меж­ду «политиками» и «практиками», появилась еще оппозиция со сто­роны социалистического крыла (Н. Сыркин и др.). Началось также расхождение между свободомыслящими и ортодоксами по вопросу о культурной деятельности партий. Раввины из России боялись, что вольнодумные сионисты будут насаждать нечто вроде германских религиозных реформ, и просвещенным западным раввинам (Гастер и Эренпрейс) приходилось успокаивать их уверениями, что культур­ная работа не будет вторгаться в область религии. Между политика­ми и практиками был достигнут компромисс в форме решения, что дальнейшая колонизация Палестины должна идти планомерно, с разрешения турецкого правительства и под наблюдением особой комиссии, избранной конгрессом.

Последнее решение обязывало сионистскую экзекутиву предпри­нять шаги к получению согласия султана на массовую колонизацию Палестины. Герцль пустил в ход все свое дипломатическое искусст­во для достижения этой цели. Он возобновил переговоры с санов­никами султана, которые, по обычаю турецкой дипломатии, хит­рили, то обнадеживая вождя сионистов, то уклоняясь от прямого ответа. Не видя возможности прямо воздействовать на султана, Герцль прибег к героическому средству. Узнав о готовящейся по­ездке германского императора Вильгельма II в Палестину через Константинополь, он отправился в столицу Турции во главе де­путации из членов сионистского центрального комитета (Вольф­сон, Боденгеймер), был принят императором в аудиенции (18 окт. 1898 г.) и просил его о содействии великому историческому делу, в смысле воздействия на султана. Через две недели (2 ноября) депутация снова представилась императору в самом Иерусалиме. Вождь сио­нистов обратился к Вильгельму II с речью в высоком историческом стиле, знаменательном в беседе потомка Хасмонеев с потомком ры­царей-крестоносцев: «Депутация от сынов Израиля приближается с глубоким благоговением к германскому императору в стране, неког­да принадлежавшей нашим предкам. Нынешнее сионистское движе­ние стремится разрешить еврейский вопрос, считаясь с возможнос­тями нашего времени... Земля наших предков пригодна для колони­зации и обработки. Вы, ваше величество, видели эту землю: она во­пиет к людям, чтобы они ее возделывали. А среди наших братьев имеется ужасающий пролетариат; эти люди рвутся к земле, которую они могли бы обработать. И мы имеем возможность совершить бла­гое дело, удовлетворяя обеим нуждам, страны и народа. Мы считаем это дело столь хорошим, столь достойным участия самых велико­душных людей, что решаемся просить ваше императорское величе­ство о вашей высокой помощи. Мы бы, конечно, не осмелились на это, если бы в наших мыслях было что-либо такое, что могло бы при­чинить ущерб или обиду властителю этой страны. Дружба вашего императорского величества с его величеством султаном настолько известна, что не может быть сомнения относительно намерений тех, которые обращаются к вам с просьбою о милостивом посредниче­стве». Герцль закончил свою речь приветствием «могущественному царю мира, вступившему в вечный город».

На речь вождя сионистов «царь мира» — не настоящего, а «во­оруженного» — дал ответ неопределенный. Едва ли Вильгельм II годился для роли посредника между турецким султаном и еврейским народом, к которому он не питал никаких симпатий. Слушая вос­торженную речь Герцля, он мог думать, что если Палестина пригод­на для колонизации евреев, то еще лучше было бы заселить ее немца­ми и тем усилить там политическое влияние Германии. В этом зак­лючалось трагическое недоразумение встречи еврейского рыцаря идеи с германским рыцарем «бронированного кулака»...

Словесная дипломатия не приводила к цели. Приходилось на­ладить финансовый аппарат сионистской организации — Колони­альный банк, чтобы привлечь турок звоном золота. В 1899 г. банк был зарегистрирован в Лондоне (The Jewish Colonial Trust), но от­крытие его операций состоялось позже, когда подписка на его акции дала требуемый для этого минимум капитала (четверть миллиона английских фунтов, при основном капитале в два миллиона). Акции покупались большею частью небогатыми людьми, и бедный русский еврей часто тратил последние десять рублей на покупку одной ак­ции, думая, что этим и уплатою партийного шекеля он приобщается к строительству родной земли. Только об этом скромном успехе и о своих аудиенциях у высоких особ мог возвестить Герцль в своей речи при открытии третьего конгресса сионистов в Базеле (15-18 ав­густа 1899 г.). Теперь он счел нужным яснее формулировать главную цель образуемого финансового органа: получение от турецкого пра­вительства «чартера», или колонизационной концессии, в Палести­не, в форме договора между Портою и Еврейским Колониальным банком, как юридическим лицом, легализованным в Англии. Тре­тьему конгрессу был представлен проект колонизации на близком к Палестине острове Кипре, находившемся под властью Англии. Про­ект был внесен Давидом Тритчем, пропагатором идеи «большой Па­лестины», т. е. еврейской колонизации в соседних с Палестиною стра­нах. Однако настроение большинства делегатов было таково, что одно обсуждение «кипрского проекта» казалось изменою родной земле. Поднялись сильнейшие протесты, и проект был снят с оче­реди. Так же бесплодно для прямой цели сионизма прошел чет­вертый конгресс, собравшийся в августе 1900 года в Лондоне. Переменою места конгресса надеялись привлечь к делу внимание английского общества и главным образом лондонских богачей. Цель не была достигнута. Населенный русско-еврейскими эми­грантами Ист-Энд, или Уайтчепель, восторженно встретил глаша­таев избавления, но аристократический Вест-Энд оставался рав­нодушным; некоторые из ассимиляторов протестовали даже в пе­чати против занесения еврейского национального вопроса в Анг­лию, где люди