– О, с добрым утром, браток… – Костыль устало потер лицо. Машина стояла.

Азамат оглянулся. Ну да, так и есть.

В салоне имелись светильники. Работали от, надо же, аккумуляторов. И что делала Даша? Верно, читала.

– Даша?

Темные глазища уставились на него. С вопросом.

– Кто такой Дилон?

Она пожала плечами. И робко улыбнулась. Но не виновато, просто робко.

– Постарайся в следующий раз читать у себя в голове не так громко, пожалуйста.

– Хорошо.

Костыль хмыкнул, покосился на них обоих. По очереди, само собой. А Азамат разозлился. Прокол, дружок, еще какой.

– Знаешь, просто Дарья…

– Что?

– Ничего, – Костыль откуда-то, не иначе как из воздуха, достал еще самокрутку. – Дела-а-а…

– Что стоим?

Костыль сплюнул.

– А это, мой друг башкир, ты в следующий раз не так громко думай. Про погоду, мать ее.

Азамат, наконец-то проснувшись окончательно, понял две вещи.

Спал он несколько часов, забывшись полностью. И сейчас утро.

А то, что принял за темноту, объяснялось просто.

Лило. Как из ведра, больше никак и не скажешь. Или как из водонапорки, пробитой очередью крупнокалиберного.

– Думаю, что хорошего в этом мало, – поделился Костыль, – но таки есть.

– Интересно, что? – Уколова, сонно зевая, посмотрела на живое-мокрое стекло и покачала головой.

– В такой ливень следы наши смылись полностью. И никого за нами пока нет.

– Ключевое слово «пока», – старлей поежилась, покосившись на дверку. – Там совсем же сыро…

– Потерпите, моя королева, – Костыль к чему-то пригляделся. – Ехать придется долго из-за неудобной подвески и несоответствия лыж грязи. Но часа за три должны успеть. И там нам придется встать.

– Там? – Азамат непонимающе посмотрел на него.

– Там поселок или деревушка была. Нас вело, как корову на льду, не успел. Километров пять-семь по прямой. По буеракам – все десять. Долго ехать. Можно дойти.

– Ну, в баню! – Если б Саблезуб умел говорить, то точно присоединился бы к троице, пославшей предложение в указанный адрес.

– Тогда тупо ждем, – Костыль зябко поежился. Печку пришлось отключить. – А нам, друг Азамат, придется выползать, как подстихнет. Горючку залить. Все почти сожрал, обжора ненасытный.

В жизни после свадьбы случалось несколько интересных отношений с женщинами. И любви в них, с обеих сторон, хватало. Они, женщины, были разными. Стройными и крепкими, высокими и не особо. Мелированными, шатенками… Брюнеток не оказалось. И все они были несвободными, да-да.

В этой галерее почетное место занимает медно-рыжая молоденькая дама с мускулами. Сила ее мышц была сравнима лишь с ее любовью. Мы столкнулись лоб в лоб, нос к носу. Вышел подымить у подъезда и решил зайти за дом.

И уткнулся в нее, едва не наступив на ногу. Она покрыла меня матом и всеми способами донесла мысли по поводу такого подонка, как любитель покурить поутру. Хорошо, не применила свои главные аргументы, явно чуть испугавшись скорости моего напора, едва не приведшей к печальным последствиям. Для меня, само собой.

Потом… потом было сказано много, и все слова попали в точку, нашли цель, обворожили и отдали ее в мои руки. В прямом смысле, именно так. Какая дама устоит перед правдой о своей красоте, сказанной мужчиной глядя в ее глаза и от всего сердца? Никакая, ведь женщины любят вранье, лишь когда хотят его сами. Женщинам врать нельзя. А я считал ее красавицей, хотя таких красоток на моей жизни не было никогда.

Мало что так нравилось, как гладить ее. Скользить пальцами по гладким мускулам, спрятанным в настоящий бархат. Наслаждаться рыжим огнем, вспыхивающим между ними. И стараться не дать ей совсем уж сильно показать свою ответную любовь. Быть вылизанным от и до… это серьезно.

Надя смеялась и поражалась творившемуся. Потому как ее Лора, мальтийский дог, относилась ко мне так, как должна была относиться вовсе даже к Саше. А еще моя рыжая любовь не любила Катерину Сергевну, причем, как и должно быть между женщинами, нелюбовь была взаимной. Порой даже чересчур.

Теперь даже думаю – какая же любовь к ним станет следующей и найдется ли наконец та, что покорит меня полностью и заставит забрать ее к себе?

Провозиться пришлось куда дольше. Дождь начал уставать только через четыре часа. Азамат даже успел начать переживать за корпус машины. Вдруг протечет? Пока сухо, так не думаешь о таком, а потом поздно станет.

Выбираться наружу пришлось всем. Растягивать найденные плащи от ОЗК, поддерживать друг друга на склизкой и почти живой жиже… Беда вокруг, не до сантиментов и скромности.

Овраг вспоминался как благословение Всевышнего. Катиться на одних гусеницах, перекатываясь с холма в ложбинку, оказалось самоубийством. Съехав боком на второй, Костыль заматерился и категорически заявил, что, мол, никаких движений с поползновениями, пока дождь не кончится. Или хотя бы не поутихнет.

Им повезло даже больше.

Гладко блестящие холмы закрывали от ветра, но они видели все сами. Почти родной черно-седой цвет неба, резко перекидывающегося из серо-дымного. Ворочаясь как живая жирная смола – в середине и серебрясь – по дальним краям. Тьма пока лишь готовилась снова насиловать землю под собой, белизна уже начала.

Сухое острое крошево неслось косо. Разбивалось о колючий горб, закрывающий машину, разлеталось стекленевшими на лету осколками. Ломавшиеся льдинки звенели, долетая до машины. Металл гудел, обстреливаемый аномальной природной шрапнелью.

Спирали и ломаные кривые морозных цветов побежали-понеслись, поползли на холм и под него, сковывая землю стеклом зимнего панциря, забелели пушистыми перьями, повалившими, как из распоротой пуховой подушки.