Так что с того, что он ответит на звонок будучи с детьми? Он проводил с ними время, они радовались ему; в конце концов, его профессиональный успех обеспечил им ту финансовую стабильность, о которой он мечтал, подрастая в семье двух учителей. Да, Джону тяжело приходилось на работе, но он любил создавать персонажей и творить целые миры, как писатель – занимаясь тем самым ремеслом, к которому стремился его отец. Будь то удача, или талант, или и то и другое, Джон исполнил и свою мечту, и мечту отца. И он не мог быть в двух местах одновременно. Сотовый телефон, сказал он Марго, – это дар.

«Дар?» – переспросила Марго. И Джон кивнул головой. Дар. Он позволял ему одновременно быть и на работе, и дома.

Марго думала, что именно в этом заключается проблема. «Я не хочу, чтобы ты был и на работе, и дома в одно и то же время. Мы не твои коллеги. Мы твоя семья». Марго не хотела, чтобы на середине фразы, или поцелуя, или чего угодно еще ее прерывали Дейв, Джек или Томми из шоу. «Я не приглашала их в дом в девять вечера», – говорила она.

Вечером перед поездкой в Леголенд Марго попросила Джона, чтобы он выключил телефон на время отпуска. Это была семейная поездка, всего на три дня.

«Пока никто не умирает, – умоляла Марго, что Джон перевел как “Пока нет ничего срочного”, – пожалуйста, не бери трубку во время этой поездки».

Чтобы избежать еще одной ссоры, Джон согласился.

Детям не терпелось попасть в Леголенд – они говорили об этом неделями. По дороге они ерзали на сиденьях, каждые пять минут спрашивая: «Долго еще?», «Мы уже на месте?»

Семья решила проехать живописной дорогой вдоль побережья, а не по шоссе. Джон и Марго развлекали детей, заставляя их считать лодки в океане и играть в игру, в которой они вместе сочиняли глупые песни: каждый человек добавлял еще более смешную строчку, чем предыдущий, пока все не начинали дружно хохотать.

Телефон Джона молчал. Накануне вечером он предупредил весь персонал сериала, чтобы ему не звонили. «Пока никто не умирает, – сказал он им, цитируя Марго, – ищите способы справиться самостоятельно». Они же не полные идиоты, уверял он себя. Все шло хорошо. Они могли справиться со всем. Три гребаных дня.

Сейчас, сочиняя глупые песни в машине, Джон поглядывал на Марго. Она смеялась так же, как на той вечеринке, где они встретились. Он не слышал, чтобы она так смеялась в последние… он не мог вспомнить, как давно. Она положила руку ему на шею, и он прижался к ней, отвечая на прикосновение, как не отвечал… и опять он не мог припомнить, как давно. Дети болтали на заднем сиденье. Его накрыло чувство покоя, и в голове всплыл образ. Он представил себе, как его мама смотрит с небес или откуда-то еще, где бы она ни была, и улыбается, глядя на то, как хорошо все сложилось у ее младшего сына, который – он всегда в это верил – был ее любимчиком. Вот он, Джон, успешный телесценарист, едет в Леголенд с женой и детьми, в машине, полной смеха и любви.

Он вспомнил, как сам сидел на заднем сиденье будучи маленьким мальчиком, зажатым меж двух старших братьев. Родители впереди, папа за рулем, а мама рядом с ним подсказывает, куда ехать. Все они придумывают строки песни и громко смеются. Он вспомнил, как старался не отставать от братьев, когда наступала его очередь добавить строчку, и как мама восхищалась его игрой слов.

«Какой одаренный!» – восклицала она каждый раз.

Джон не знал, что значит это слово. Он думал, что это такой хитрый способ сказать «любимый» – и он знал, что для мамы он был самым любимым из всех мальчиков. Не «недоразумением», как дразнили его братья, потому что он был намного младше их, а, как говорила мама, «особенным сюрпризом». Он помнил, как мама положила руку на шею отца, а теперь Марго сделала то же самое с ним. Он был настроен оптимистично: они с Марго смогут снова наладить отношения.

Потом зазвонил телефон.

Телефон лежал на панели между ним и Марго. Джон глянул на него. Марго одарила его взглядом смерти. Джон помнил, что инструктировал персонал звонить только в экстренных случаях – если кто-то умирает. Он знал, что в тот день шли съемки на локации. Что могло пойти не так?

«Не надо», – сказала Марго.

«Мне просто надо проверить, кто это», – ответил Джон.

«Черт побери», – прошипела Марго, в первый раз выругавшись при детях.

«Нет, я собирался это сказать», – прошипел Джон в ответ.

«Мы отъехали всего два часа назад, – сказала Марго, ее голос стал громче. – И ты обещал этого не делать!»

Дети замолчали, телефон тоже утих. Звонок ушел на автоответчик.

Джон вздохнул. Он попросил Марго посмотреть и сказать ему, кто звонил, но она покачала головой и отвернулась. Джон дотянулся до телефона. И они столкнулись с черным внедорожником, выехавшим прямо на них.

В детских креслах сидели пятилетняя Грейс и шестилетний Гейб. Неразлучные погодки. Любовь всей жизни Джона. Грейс выжила – вместе с Марго и Джоном. Гейб, сидевший прямо за папой как раз в точке столкновения, погиб на месте.

Позже полиция попыталась разобраться, что привело к трагедии. От двоих свидетелей из оказавшихся рядом машин помощи было не слишком много. Один сказал, что внедорожник выехал на встречную полосу, не справившись с управлением. Другой сказал, что Джон не уступил дорогу. Полиция выявила в крови водителя внедорожника слишком высокий уровень алкоголя, и его посадили в тюрьму. Причинение смерти по неосторожности. Но Джон не чувствовал себя прощенным. Он знал, что в тот миг, когда внедорожник заходил на поворот, он отвлекся на миллисекунду – или мог отвлечься, хотя глаза его смотрели на дорогу, пока он тянулся к телефону. Марго вообще не видела приближающуюся машину. Она смотрела в окно, на океан, кипя от злости на Джона и не желая смотреть на его телефон.

Грейс не могла ничего вспомнить, и единственным человеком, который, возможно, видел, что происходит, был Гейб. В последний раз, когда Джон слышал голос сына, это был пронзительный крик, одно длинное слово: «Папа-а-а-а-а-а!»

Кстати, звонивший ошибся номером.

Пока я слушаю, мое сердце рвется на части – не только за Джона, но и за всю его семью. Я сдерживаю слезы, но Джон, лежа на диване, поворачивается ко мне лицом, и я вижу, что его глаза сухие. Он кажется отстраненным, отвлеченным – таким же он был, когда рассказывал мне о смерти матери.

– Джон, – начинаю я, – это…

– Да-да, – прерывает он язвительным тоном, – это так печально. Я знаю. Так, черт возьми, печально. Именно это все и говорят, когда что-то случается. Умирает моя мама. Это так печально. Умирает мой ребенок. Это так печально. Ну естественно. Но это ничего не меняет. Они по-прежнему мертвы. Поэтому я не рассказываю никому. Поэтому я не рассказывал вам. Я не хочу слышать, как это чертовски печально. Мне не нужно это идиотское выражение печали и жалости на чужих лицах. Единственная причина, по которой я рассказываю вам, – это сон, который приснился мне недавно. Вам, мозгоправам, ведь нравятся сны? Я не мог выбросить его из головы и подумал…