– Хорошо. Когда?

Чуть поколебавшись, Авакли произнес:

– Я бы рекомендовал как можно быстрее.

Майлз похолодел.

– Почему?

– Вы хотите обсудить это по комму?

– Нет. – Майлз облизнул вдруг пересохшие губы. – Я… понял. Мне нужно около двух часов, чтобы добраться до Форбарр-Султана. – И для этой встречи лучше бы еще успеть переодеться. – Мы можем встретиться, скажем, в 26.00. Если, конечно, вы не предпочтете перенести это на завтра.

– Как вам угодно, милорд Аудитор.

Авакли не возражает против полуночной встречи. Вердикт «естественная причина» подобной спешки не требует. Все равно теперь вряд ли удастся уснуть.

– Значит, ночью.

– Отлично, милорд. – Прощальный кивок Авакли явно выражал одобрение.

Майлз отключил комм и резко выдохнул. Жизнь снова набирала скорость.

В здании Имперской безопасности ночная тишина. Конференц-зал клиники походил на склеп. Вокруг стола стояло пять стульев. Так, очередной медицинский брифинг. За последние дни Майлз узнал о содержимом человеческой головы, включая свою собственную, гораздо больше, чем бы ему хотелось.

– Кажется, нам не хватает стульев, – сказал Майлз адмиралу Авакли. – Или вы хотите, чтобы генерал Гарош слушал стоя?

– Я могу принести еще, милорд Аудитор, – тихо ответил Авакли. – Мы не ожидали… – Он бросил взгляд на Иллиана, усевшегося слева от места, предназначенного Майлзу, рядом с полковником Рубаном и напротив доктора Уэдделла.

Майлз не был уверен в разумности присутствия Иллиана, но испытываемая Авакли неловкость придала ему решимости.

– Это избавит меня от необходимости все ему пересказывать, – так же тихо ответил Майлз. – Кроме того, я не знаю другого человека, у кого было бы больше прав на эту информацию.

– Не могу с этим спорить, милорд.

«Да уж, лучше не надо».

Авакли вышел за стулом.

Майлз напялил на себя коричневый с серебром мундир Форкосиганов, но ордена на сей раз оставил в ящике стола. Он хотел, чтобы ничто не отвлекало внимания от золотой цепи Аудитора, висевшей у него на груди. Иллиан предпочел гражданский костюм: рубашку с открытым воротом, свободного кроя брюки и пиджак. Наряд выздоравливающего человека на отдыхе. Любезность по отношению к Гарошу? Только ведь Иллиан так часто носил гражданский костюм и на службе, что послание, если таковое имеется, рискует остаться незамеченным.

Авакли с Гарошем вошли в конференц-зал вместе. Гарош увидел Иллиана, и губы его изумленно дрогнули. Иллиан повернул голову и поздоровался:

– Здравствуй, Лукас.

В низком голосе Гароша звучали мягкие нотки.

– Здравствуйте, сэр. Приятно снова видеть вас на ногах. – Но все же, повернувшись к Майлзу, он прошептал: – С ним ничего не случится? Он готов все это выдержать?

– Вполне, – улыбнулся Майлз, отметая собственные сомнения на сей счет.

Подчиняясь короткому жесту Гароша, присутствующие решили обойтись без официальных армейских приветствий. Послышался стук и скрип – все рассаживались по местам, затем стало тихо. Стоять остался только адмирал Авакли.

– Милорд Аудитор, – начал он, – генерал Гарош, господа. Шеф Иллиан. – Он кивнул Иллиану отдельно. – Не думаю, что то, что я скажу, для вас будет сюрпризом. Как мы выяснили, повреждения эйдетического чипа шефа Иллиана имеют искусственное происхождение.

Гарош, тяжело вздохнув, кивнул:

– Я этого боялся. Надеялся, что причина более проста.

Майлз тоже на это надеялся.

– Простота – последнее слово, каким бы я это описал, – ответил Авакли.

– Значит, мы имеем дело с покушением, – прокомментировал Гарош.

Авакли пожевал губу.

– Это, сэр, уже по вашему профилю. Я, пожалуй, буду придерживаться нашей терминологии. Повреждение искусственного происхождения. А суть вам объяснит доктор Уэдделл, который, – над бровью Авакли появилась маленькая морщинка, – сумел восстановить всю цепочку. Доктор Уэдделл, прошу вас.

По этой морщинке Майлз понял, что Уэдделл-Канабе был, как всегда, гениален и несносен. И если его гениальность когда-нибудь изменит ему, он, несомненно, весьма удивится, обнаружив, сколько проблем создает ему его несносность. Но Авакли слишком честен, чтобы присваивать чужие успехи. Уэдделл поднялся, его аристократическое лицо было напряженным, даже чуть мрачным.

– Если вы хотите увидеть виновника, непосредственно виновника, то вот его портрет. – Уэдделл включил изображение. На экране появился ярко-зеленый неровный шарик, вращающийся вокруг своей оси. – Цвет, естественно, – компьютерная добавка – я тут позволил себе художественную вольность. Объект увеличен в несколько миллиардов раз. Это, господа, биоинженерный апоптический прокариот. Точнее, так я его реконструировал.

– Что? – спросил Майлз. – Попроще, пожалуйста.

Уэдделл болезненно улыбнулся, несомненно, роясь в мозгу в поисках односложного слова. Майлз пожалел о последних выпитых бутылках пива.

– Маленький жучок, который поедает всякую всячину, – предложил Уэдделл вариант перевода.

– Не настолько упрощенно, – сухо бросил Майлз. Сидящие за столом барраярцы, зная, какой властью обладает Имперской Аудитор, заерзали, услышав его тон. Иммигрант Уэдделл не отреагировал никак. «Никогда не спорь с педантом о терминологии. Только зря потратишь время и надоешь педанту». Майлз решил не обращать внимания. – Прокариот. Ладно. Реконструированный?

– Я дойду до этого через минуту, милорд Аудитор. Это с натяжкой можно квалифицировать как форму жизни, поскольку он меньше и проще бактерии, но тем не менее осуществляет две жизненные функции. Фигурально выражаясь, он ест. Конкретно, производит энзим, который уничтожает протеиновую матрицу, имеющуюся в эйдетическом чипе и еще в нескольких подобных ему нейроприспособлениях, распространенных по всей галактике. Он разрушает только это и ничто другое. Затем, поглотив полученный в результате продукт, начинает репродуцироваться простым делением. Популяция прокариотов, попав на пастбище, то есть в данном случае на протеиновый чип, где можно кормиться, начнет увеличиваться в геометрической прогрессии. До заранее заданного количества. Прокариот запрограммирован на самоуничтожение после определенного количества циклов деления. К тому моменту, когда чип оказался у нас в руках, почти все они это и проделали, предоставив мне неплохую головоломку. Еще неделя – и анализировать было бы нечего.

Гарош вздрогнул.

– Итак, его создали специально для Иллиана? – спросил Майлз. – Или это промышленное производство?

– На ваш первый вопрос я ответить не могу. Но по его молекулярной структуре могу определить многое. Во-первых, кто бы его ни создал, он не начинал с нуля. Это модификация уже существующего запатентованного организма, предназначенного для разрушения нейронных тромбов. На некоторых молекулярных фрагментах еще можно различить галактический код патента. Модифицированные прокариоты, однако, никаких фирменных знаков не имеют. Как и патентного кода и лицензии. Изначальный патент получен десять лет назад, что, кстати, дает вам точку отсчета в имеющейся у вас временной проблеме.