на нее и думал о том, что она не хотела, чтобы он родился. И отец не хотел. Но если поговорить с отцом на эту тему он хотя бы мог, то с матерью — нет, потому что в их семье ее не принято было расстраивать. Ее нужно было оберегать и боготворить.

Она больше не была блондинкой, и Роман не мог понять, нравится ли ему ее новый цвет волос. А вот ее смех ему по-прежнему нравился, как и рафинированная красота, которую, судя по появлявшимся в Сети фото с бесчисленных светских мероприятий, по-прежнему любили фотографы. Глядя на цветущий мамин вид, Роман понимал, что она явно не переживает из-за развода с отцом. Ему очень хотелось набраться наглости и спросить про Патрика, но все, на что его хватило, — это уточнить, где мама сейчас живет. Оказалось, в их лондонской квартире. Роман хмыкнул; впрочем, комментировать не стал. Да и что он сказал бы? Кто он такой, чтобы кого-то учить, раз отца все устраивает?

Мама почти не сидела на месте. Она порхала по кухне, подходя то к плите, то к раковине, то к окну. Нет, ничего при этом не подавала и не приносила — все делал дед, она просто заполняла собой пространство, как обычно. По этой ее особенности Роман, оказывается, тоже скучал. В его квартире было совсем пусто, как и в квартире отца. Он некстати вспомнил Яну в кухне отца. Попытался сравнить ее с матерью, но это было глупо. Мама выигрывала всегда и у всех.

— О чем задумался? — мама оказалась рядом и потрепала Романа по волосам.

— Зачем ты просила меня приехать? — спросил он.

— Потому что соскучилась, солнышко, — улыбнулась она, но Роман видел, что это не вся правда. — Завтра мы с тобой идем на выставку, которую я открыла неделю назад. О ней такие шикарные отзывы. Еще у нас на гастролях русский балет. Чтобы ты не слишком отвыкал, да? А еще Роббинсы закончили наконец реставрацию дома, который им достался от прадеда. Ждут нас с тобой в гости.

— Я не могу задержаться надолго, — выпалил Роман, когда появилась возможность вставить хоть слово.

— Милый, это все можно успеть за ближайшие три дня.

Дед многозначительно хмыкнул, и Роман решил не спорить.

Около часа ночи мать сообщила, что ей пора.

— Ты не останешься? — вырвалось у Романа.

Они сидели в гостиной, и из приоткрытого окна тянуло сырой прохладой. Мама куталась в цветастое пончо, дед медленно покачивался в бабушкином кресле, а Роман сидел на диване, сжимая в руках вышитую бабушкой подушку.

— Ой, нет, милый. Отец встает в такую рань, ты же знаешь. И вместе с ним встают все, — мама звонко рассмеялась.

Дед никогда не будил Романа, если тому не нужно было вставать к определенному времени, поэтому с матерью он согласиться не мог. С другой стороны, мама всегда чутко спала. С детства Роман знал, что по утрам рядом с родительской спальней нужно ходить молча и на цыпочках.

Мама сбросила пончо, забрала подушку из рук Романа и потянула его с дивана.

— Пойдем, проводишь. А ты отдыхай, — она остановилась рядом с дедом и звонко чмокнула его в седую макушку. Дед улыбнулся и прикрыл глаза.

В прихожей Роман бестолково топтался, пока мама набрасывала кардиган и поправляла перед зеркалом прическу. У него почему-то совсем испортилось настроение. Наверное, потому, что после общения со Стивом и ребятами у него осталось гораздо больше положительных эмоций, чем после общения с мамой. Он даже не мог вспомнить, о чем они с ней говорили. Скорее всего, о какой-то малозначительной ерунде. Вот только поговорив с Машей о какой-нибудь ерунде, он почему-то чувствовал тепло на душе. А сейчас ему было… никак.

— Я завтра вечером за тобой заеду, — мама вновь поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Дальше не провожай.

Но он все равно сунул ноги в кроссовки и вышел на крыльцо, чтобы усадить ее в такси. На улице было холодно, и стоявший без куртки Роман втянул голову в плечи. Мама смотрела на него и улыбалась. Привычно, мягко, красиво. В конце концов, она любила сына так, как умела. Она же не была виновата в том, что ему этого мало.

Роман проводил взглядом красные огоньки такси и вернулся в дом. Спать почему-то не хотелось.

Дед вынимал на кухне посуду из посудомойки.

— Помочь? — спросил Роман, прислонившись виском к дверному косяку.

— Иди спать, сынок, — улыбнулся дед. — А то я завтра встану в несусветную рань, и весь дом проснется со мной.

— Она тебя любит. Просто… ты же ее знаешь, — пробормотал Роман, пытаясь подбодрить деда.

— Тебя тоже, сынок. Все наладится.

Роман подошел к деду со спины и крепко его обнял, обхватив поперек груди.

— Ты классный, — сказал он.

Дед похлопал его по руке, не оборачиваясь, и Роман выскользнул из кухни. В их семье сентиментальные объ­ятия были не в чести. Особенно после смерти английской бабушки.

Роман долго ворочался в кровати, отвыкнув спать без фонового гула Москвы за окном. Хотелось позвонить Димке и рассказать, как классно в школе. Сказать, что его там помнят и любят, про него расспрашивают, но он знал, что не позвонит.

Утром Роман проснулся от приглушенного голоса деда, говорившего с кем-то по телефону. Роман сонно улыбнулся, потому что дед таки его разбудил, — мама была права. Он попробовал уснуть снова, но не получилось. Минут десять он валялся в кровати, оттягивая момент, когда нужно будет вставать. Очень хотелось услышать Машу, но общаться с ней по телефону у него выходило из рук вон плохо. А еще он понимал, что Маша сейчас там с Волковым. Димке Роман все-таки верил, как бы смешно это ни звучало. А вот Маше… не то чтобы не верил, но слова отца о том, что на Романе свет клином не сошелся и что у Маши есть выбор в виде Димки, посеяли в его душе сомнения.

Выбравшись наконец из постели, он оделся, умылся и отправился на поиски деда, который, как оказалось, закончил разговаривать и теперь готовил завтрак. Роман остановился в дверях кухни и несколько минут наблюдал за ним. Дед двигался все так же шустро, как и раньше, и был таким привычным и уютным, что его снова хотелось обнять. А еще он трогательно старался не шуметь: очень аккуратно переставлял посуду и сердито ругался себе под нос, когда тарелки гремели при попытке достать их из шкафа.

— Доброе утро! — сказал Роман, и дед оглянулся с виноватой улыбкой.

— Разбудил тебя?

— Нет. Я сам проснулся. Я в это время уже в универе. Давай помогу.

— Но-но! Никто не будет хозяйничать на моей кухне!

Роман поднял руки, сдаваясь, и уселся за стол. Через пару минут перед ним стояла тарелка с ароматной яичницей и беконом.

— Поехали со мной в Москву, а? — не удержался Роман, принюхавшись к умопомрачительно пахнувшему завтраку.

— А давай лучше ты сюда, а? — дед устроился на стуле напротив него.

— Не могу, — промычал Роман с набитым ртом. — У меня там учеба.

— Учеба… Учиться и тут можно.

То, как это было сказано, вновь насторожило Романа. Он внимательно посмотрел на деда, но тот сделал вид, что не замечает его взгляда.

Они доели в молчании, потому что завтрак был таким вкусным, что отвлекаться от него не хотелось. Потом Роман вымыл посуду и заварил им с дедом свежего чая.

Печенья миссис Дженкинс были все такими же вкусными, и, если бы прямо сейчас Романа спросили, хочет ли он вернуться в Москву, ответ бы у него был однозначным. Ни за что!

Стив прислал сообщение с вопросом о том, когда они встретятся. Роман написал, что через час будет свободен, решив провести этот час с дедом. Просто потому, что хотелось. О матери, будто не сговариваясь, упоминать не стали. Вместо этого дед неожиданно спросил:

— Ну и как ее зовут? — Роман не успел сделать вид, что не понимает вопроса, как дед добавил: — Учебу твою.

— Маша, — ответил он.

Сводить вместе два мира, в одном из которых был его любимый дедушка в родном Энфилде, а во втором любимая —