– Ближе к концу пятидесятых. Тогда все пошло кувырком. К примеру, мы обнаружили, что у нас две ядерные лаборатории, а не одна. Не только Лос-Аламос. Существовало и другое место. У них даже была теория. Министерство обороны скрывало это, как ничто другое. Они говорили, что конкуренция способствует совершенству и необходима для превосходства над противником. Это высечено в камне. И они создали конкурента для Лос-Аламоса. Лабораторию назвали Ливермор. Она находилась рядом с Беркли, в Калифорнии. Там с самого начала работали очень способные люди. Они поняли, что нет необходимости делать большую бомбу, выбрали другой путь и принялись конструировать маленькие. У них получалось все лучше и лучше. Со временем на основе очень удачной боеголовки Дабл-ю-пятьдесят четыре они построили новую систему ядерного оружия.

– Приятно слышать, – сказал Ричер.

– А теперь вернемся к исходной проблеме. Сто фунтов взрывчатки на спине солдата меня не устраивали. Но, как командир, я должен был решить тактическую задачу. Список целей включал крупные гражданские инженерные объекты. Дороги, мосты, виадуки, электростанции, инфраструктуру. Способен ли солдат нести на себе двести фунтов?

– Может быть, – ответил Ричер. – Но только на короткое расстояние.

– И это меня все еще не устраивало. Кому нужен фейерверк? Как насчет четырехсот фунтов?

– Нет.

– А если около тонны? Способен ли солдат унести на спине тонну тротила?

– Конечно, нет.

– Десять тонн? Сто? Тысячу? Или пятнадцать тысяч тонн? Способен ли солдат нести на спине пятнадцать тысяч тонн тротила?

Ричер промолчал.

– В конечном счете мы получили именно такое предложение, – сказал Хелмсворт.

– И кто же?

– Ливермор. Новая лаборатория в Калифорнии. Правда в том, что их новое оружие получилось неудачным. Да, оно было маленьким – они сумели поместить заряд, мощностью равный бомбе, сброшенной на Хиросиму, в цилиндр с диаметром одиннадцать и высотой шестнадцать дюймов. Его вес равнялся всего пятидесяти фунтам. Тот же самый тротиловый эквивалент в пятнадцать тысяч тонн, как у «Малыша» [20]. Но «Малыш» имел длину десять футов и весил пять тонн. Так что цилиндр Ливермора стал триумфом миниатюризации.

Однако этого оказалось мало для полного успеха. Цилиндр все еще был слишком большим, чтобы использовать его в качестве артиллерийского снаряда или мины для миномета. И не существовало надежной малогабаритной пусковой установки. Получился курьез, промежуточное решение задачи. Но они не хотели, чтобы их усилия пошли прахом, и нашли проблему, которую смогли решить. Они присвоили цилиндру новое имя «СЯФ» – специальный ядерный фугас, который и передали Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. Теперь мои парни могли прыгнуть с грузом всего в пятьдесят фунтов на спине и уничтожить любую дорогу, мост или виадук.

– При помощи атомных боеголовок?

– Да, мощностью равных бомбе, сброшенной на Хиросиму.

Наступила долгая пауза.

– И каким было прежнее имя «СЯФ»? – спросил Ричер.

– Попробуй угадать.

– «Дэви Крокетт».

Хелмсворт кивнул.

– Так они назвали боеголовку Дабл-ю-пятьдесят четыре. Я и сам не знаю почему. Но имя прижилось. Никто и никогда не называл их СЯФ. Всем больше нравился «Дэви Крокетт». Они приходили к нам в брезентовых контейнерах с подкладкой в форме рюкзаков. Ты надевал его на спину и мог идти куда угодно. Однако парни не рвались в этом участвовать. Цилиндры излучали радиацию. Во всяком случае, ходили такие слухи. Кое-кто заболел. Они боялись рака. Но более всего их испугала кинохроника о том, что случилось с Хиросимой. Невероятный взрыв. А им приходилось носить на себе такую же бомбу. Их приказ состоял в том, чтобы прикрепить бомбу к опорам моста, установить таймер и бежать прочь изо всех сил. Совсем не то же самое, что сбросить бомбу с высоты в восемь миль.

– На сколько выставлялся таймер? – спросила Нигли.

– Максимум пятнадцать минут, ну, или около того. Таймер был не слишком точным.

– Это безумие. После взрыва в Хиросиме погибло все в радиусе мили. А ядерное облако имело радиус в две. Большинство парней не смогут пробежать две мили быстрее, чем за двенадцать минут. Тем более по пересеченной местности. В особенности если им придется с кем-то сражаться и отстреливаться, понимая, что очень скоро всех испепелит взрыв. Самоубийственная миссия.

Хелмсворт снова кивнул.

– Тогда в ходу была другая арифметика: мы потеряем две роты, чтобы остановить миллион человек и уничтожить десять тысяч машин противника. Мы считали такой размен очень выгодным.

– Две роты? – уточнил Ричер.

– У нас было сто «Дэви Крокеттов».

– И у каждой собственная цель?

– Все было очень тщательно спланировано.

– И широко рассредоточено?

– Как корь по карте.

– Вот только там не найдется сотни мостов. Или электростанций. И дорог с виадуками. Это узкая воронка. Вот почему они называли ее брешью.

– Все было рассчитано с большим запасом. Предполагалось, что примерно половина будет находиться в дежурном режиме.

– В указанных местах. Так что все было связано в единую систему.

– Как цепь.

– Вы создавали радиационный барьер. Как минное поле. Сотня бомб могла покрыть участок в десять миль в ширину и десять миль в глубину. Причем любой формы. Вы хотели заставить Советы свернуть направо или налево. Туда, где вы их поджидали.

– Досье закрыто.

– Со временем были подписаны многочисленные договоры. Вы больше не могли рассчитывать на ваши новые бомбы. Более того, даже не могли признать, что имели подобные планы.

– Да, – сказал Хелмсворт. – СЯФ были изъяты, но не только по военным причинам. Все заряды отправили домой. Их никто не собирался заменять новыми. В итоге ядерное оружие меньше фиксированного размера запретили.

– Арнольд Мейсон болен, – сказала Синклер. – Его жена говорит, что он не раз повторял: армия ему поможет. Он сказал ей, что кто-то обязательно к нему приедет.

– Насколько серьезно он болен?

– Опухоль мозга.

– Все это происходило очень давно. Большинство болезней проявились значительно раньше.

– Значит, были и другие?

– Всего несколько, – сказал Хелмсворт.

– После таких историй я не захотел бы служить в армии, – заметил Ричер.

Хелмсворт промолчал.

– Генерал? – сказал Джек.

– У разных рекрутов разные мотивы.

– Хорас Уайли был тридцатидвухлетним вором. Я не думаю, что подготовка к самоубийственной миссии и возможная болезнь, а в дальнейшем возвращение оружия домой могли заставить его стать военным.