понятно, отряд догнали через день и в Москву въезжали уже вместе, но одного человека потеряли. А в Москве и ещё одного. В столице Силантий разрешил стрельцам проведать родственников, и выезд назначил только через день, но в этот же вечер на подворье князя Пожарского, где остановился отряд Коровина, вернулся чёрный и смурной Фрол Беспалый. У него за час до его приезда умер отец. Осталась мать с тремя младшими братьями Фрола и четырьмя сёстрами, тоже малыми, старшей только тринадцать минуло. Просил стрелец разрешения задержаться в Москве на седмицу, отца похоронить, да дела в их семейной лавке, что скобяными изделиями торговала наладить. Силантий, конечно, разрешил стрельцу, и отряд ещё на одного человека уменьшился.

Только и это ещё не всё. На последней перед Смоленском ночёвке под утро на них напали. Татей было много, и вооружены они были не палками, а саблями и луками, даже две пищали было. Если бы вместо вершиловцев оказался любой другой отряд, то, скорее всего, все бы и полегли. Только Фома Исаев – десятник из сотни Шустова, был из тех стрельцов, что первыми вместе с княжичем Петром Пожарским прибыли в Вершилово. Это на нём малец впервые стрельцам казацкие ухватки продемонстрировал и легко уложил лучшего кулачного бойца полка Афанасия Левшина. Он за пять лет научился у Петра Дмитриевича и воеводы Заброжского многому. Караулы вовремя заметили подкрадывающихся разбойников, и встретил их не сонный лагерь, а залп из мушкетов. Но уж очень много было татей. Утром их всех раздели и вдоль дороги горой сложили, тридцать два мертвяка, да четверо пленных. У вершиловцев тоже одного убили и троих ранили. Молодая жена Силантия – Агафья, четыре года у травниц и монашек училась, раны она им обработала и перевязала. Сказала, что ничего страшного, раны резанные и чистые, должны стрельцы поправиться. Только мёртвого ведь не поднять. Так и получилось, что ещё в дороге отряд уменьшился на троих, а если с ранеными считать, то на шестерых.

Самое большое село, что досталось князю Пожарскому Петру Дмитриевичу, было Берёзовое. В него вечером того дня, что начался с нападения татей и въехали. Село стояло на берегу совсем не широкого в этом месте Днепра, и было в нём шестнадцать дворов и небольшая церквушка с молодым и дородным батюшкой. Разбили на околице палаточный лагерь, Силантий успел осмотреть село и переговорить со старостой, совсем уже древним старцем Иваном Будиновым, безрадостно всё было. Жили люди почти в землянках, и было на шестнадцать дворов двенадцать коровёнок и семь лошадёнок, по другому эту живность и не назовёшь.

Силантий сразу выдал старосте семенную пшеницу и рожь, как раз время сева было. Утром он разослал стрельцов во все остальные одиннадцать деревень, что Петру Дмитриевичу перешли. Нужно было старост с тех поселений доставить в Берёзовое, тоже ведь семена раздать надо, да и переговорить с мужиками, узнать, как те живут. Оказалось, что семь деревенек из двенадцати находятся практически одна возле другой. Из оставшихся пяти, три тоже стояли вместе, а вот одна деревенька в семь дворов и село в двадцать три двора с церковью и небольшой пристанью находятся почти в дне езды, причём село на юге, а деревенька на севере. Что ж, эту деревеньку с красивым названием «Реченька» точно придётся осенью переселять. Силантий наметил на имеющейся карте все двенадцать поселений. Если Реченьку переселить к западу от Берёзового и сделать её центром, то за исключением села с пристанью «Стёжкино», все княжеские новые вотчины будут не дальше чем в часе езды. Силантий со стрелецкими десятниками выехал на определённое им место и остался выбором доволен. Есть небольшая речушка, левый приток Днепра, есть лес недалеко и полно земли, Кроме того имелся небольшой холм, на котором и решили разбить острог. Места тут неспокойные, малую крепостицу иметь просто необходимо.

Приезжали старосты, получали семенное зерно, приехала бригада плотников из Смоленска, печник, кирпичник и черепичник искали глину нужную и нашли, всё, вроде, потихоньку налаживалось, но тут грянула беда. Силантий выдал деньги старосте Берёзового на покупку двадцати коров и двадцати пяти лошадей, чтобы у каждого было по две лошади, да по две коровы, как в Вершилово. И хорошо, что не послал, как хотел, пару стрельцов сопровождать огромное стадо из Смоленска. Заняты были все, на месте новой «Реченьки» поднимали две казармы для стрельцов и терем для Силантия, да пять домов для мастеров, что перебрались из Вершилова.

Уже под вечер второго дня прибежал один из парнишек, что перегонял стадо и захлёбываясь слезами, рассказал, что час назад, уже на подходе к Берёзовому, налетели стрельцы из Смоленска и стадо угнали, а старосту Ивана Будинова избили за то, что он лошадей да коров не отдавал. На вопрос, сколько этих стрельцов было, парнишка только выпалил: «много», и снова заревел. Силантий бросился к старшему над стрельцами вершиловскими десятнику Фоме Исаеву.

Догнали смолян через пару часов, совсем уже стемнело. Те разожгли три костра и жарили на вертелах мясо, а часть стрельцов стадо стреноживало. Далеко и не ушли, да со стадом быстро и не получится, как корову не понукай, это не лошадь, шибко не побежит. Исаев придержал коня Силантия и первым выехал на освещённое кострами место. Чужих стрельцов и правда, было много, десятка три. С Силантием же было всего пятнадцать вершиловцев, только вчера прибыл из Москвы Фрол Беспалый, похоронивший отца, да не один прибыл, а со всей своей большой семьёй, мать, бабка, да семеро братьев и сестёр. Самому старшему из братьев Фрола только четырнадцать, не на него же такую ораву оставлять. Коровин пообещал для семьи Беспалого дом построить в первую очередь, уже сегодня и начали.

– Кто такие, а ну стоять! – к Фоме Исаеву и Силантию бросилось несколько стрельцов, ощетинились бердышам.

– Я управляющий князя Петра Дмитриевича Пожарского, – Силантий хотел слезть с коня, но Фома его придержал.

– И что надо, – на освещённое место вышел здоровущий мужик в дорогих одеждах. Фома был выше князя Петра Дмитриевича на полвершка или сантиметров новомодных на шесть, а этот был ещё выше и в плечах Исаеву не уступал.

– Зачем вы наших коров и лошадей угнали? – начал было Силантий.

– Да ты сдурел, что ли холоп! Я товарищ воеводы Смоленска московский дворянин Тихон Петрович Осташков. И стадо это наше. Пошли вон, пока плетей не получили, – Осташков свистнул и от костров и от стада стали сбегаться стрельцы, на ходу выхватывая из ножен сабли.

– Поехали, Силантий, – потянул его за рукав