В Герцогов, точнее, в Приоров день, как его именовали веррарцы, в десятом часу вечера Жан обнаружил приятеля за столиком в глубине таверны «Тысяча дней». Перед Локком стояла початая бутылка крепленого вина. В просторном, ярко освещенном зале толпились посетители, в большинстве своем моряки: офицеры сидели за лучшими столиками, у стен, увешанных вымпелами веррарских линейных кораблей, простые матросы расположились за столами посредине, а случайные посетители, как и Локк, ютились в глубине.

– Я так и знал, что тебя здесь отыщу, – сказал Жан, усаживаясь напротив друга. – Ты чем это занимаешься, а?

– Тружусь, не видишь, что ли? – Локк ухватил бутылку за горлышко и постучал по столешнице. – Вот мой молот, а вот и наковальня. Если постараться, то можно придать мозгам весьма любопытную форму.

– А по какому случаю?

– Да так, захотелось развеяться. Надоело быть вымышленным капитаном призрачного пиратского корабля, – напряженным шепотом заявил Локк.

Жан сообразил, что приятель еще не пьян, но твердо намерен упиться вусмерть.

– У меня в голове ма-а-аленькие кораблики друг за другом гоняются и придумывают все новые и новые словечки для всякой херни на палубе, – пояснил Локк, отхлебнул вина из горлышка и предложил бутылку Жану, который молча помотал головой. – А, ты без продыху «Практический лексикон» изучаешь…

– Не совсем. – Жан повернул стул спинкой к стене, чтобы лучше видеть посетителей в таверне. – Я сочинял покаянные послания Дюренне и Корвальер, извинялся, что мы в «Венец порока» давно не заглядываем. Они каждый день на гостиный двор записки присылают, хотят узнать, когда мы дадим им отыграться.

– Хоть и невежливо разочаровывать прекрасных дам, – сказал Локк, – но сегодня я отдыхаю. От всего – и от чертогов удачи, и от архонта, и от Дюренны, и от «Лексикона», и от мореходных таблиц, и от высшей математики… Только простая арифметика: один стакан, плюс второй стакан, плюс третий стакан в сумме дает пьян. Посиди со мной часок… или два. Тебе ж наверняка выпить хочется.

– Хочется, конечно. Вот только завтра Кальдрис нас снова гонять начнет, а на трезвую голову его уроки проще усваивать, чем с похмелья.

– От его уроков в голове не проясняется, наоборот, все еще больше запутывается. Как за месяц пять лет морской премудрости постичь? У меня и так ум за разум заходит. Я сегодня на рынке перечную дыню покупал, торговка спрашивает, мол, вам какую, а я ей и отвечаю: «Ту, что прямо по курсу!» Представляешь, мой собственный язык, предатель этакий, мореплавателем решил заделаться!

– Да, для обычных людей все эти моряцкие словечки мало чем отличаются от бормотания безумца… – Жан вытащил из кармана очки и, нацепив их на нос, поглядел на надпись, вытисненную на бутылке, – дешевое анскаланское, такое пьют не ради удовольствия, а чтобы забыться. – И пользуются ими весьма замысловато. Вот, к примеру, взять какую-нибудь веревку на палубе… В Покаянный день ее называют тросом, а после третьего часа пополудни в Праздный день именуют не иначе как полуходовым шкентелем с мусингами, а в полночь Престольного дня она отчего-то превращается в шкимушку, при условии, что небо ясное, а если идет дождь, то…

– Да, а если идет дождь, то надо быстренько раздеться и сплясать нагишом вокруг бизань-мачты! О боги… Жа… Жером, если я еще хоть раз услышу «Брасопь его кофель-нагелем через подветренный кливер на траверзе штирборта», вмиг горло перережу, не посмотрю кому. Даже Кальдрису. Все, на сегодня с моряцкими словечками покончено.

– О, да ты уже под триселями!

– Вот ты себе смертный приговор и подписал, четырехглазый! – Локк, прищурившись, поглядел на бутылку, будто коршун на мышь. – Ого, да здесь еще много плещется! А я-то думал, оно уже во мне… Давай бери стакан, присоединяйся, а потом я напьюсь и устрою страшный конфуз.

В дверях послышался какой-то шум и возня; внезапно общий гомон сменился напряженными шепотками, в которых Жан привычно опознал зловещий предвестник опасности. В таверну ввалилась компания из шести человек: двое в мундирах констеблей и длинных накидках, но без доспехов и без оружия; их спутники были в штатском, однако по наглой манере держаться Жан безошибочно определил род их занятий – городские стражники.

Один из них, здоровяк, бесчувственный, словно каменный истукан, безбоязненно направился к пивной стойке и потребовал, чтобы их обслужили. Его более сообразительные спутники огляделись и, заподозрив неладное, озабоченно зашептались. Все посетители не сводили с них глаз.

В наступившей тишине по каменным плитам пола заскрежетал отодвинутый стул – из-за офицерского стола у стены медленно встала крепко сбитая женщина с суровым лицом. Почти сразу же к ней присоединились ее приятели, в мундирах и в штатском, а затем по залу словно бы волна прокатилась: морские офицеры, а за ними и простые матросы, сообразившие, что численный перевес восемь к одному дает весьма значительное преимущество, безмолвно поднимались со своих мест. Вскоре человек пятьдесят обратили презрительные взгляды на шестерых стражников в дверях таверны. Посетители рядом с Локком и Жаном сидели смирно, в надежде, что дальнейшее развитие событий их не затронет.

– Господа, а вы, часом, не заблудились? – осведомился хозяин таверны.

Два его помощника украдкой опустили руки под стойку, нащупывая спрятанное там оружие.

– Чего-чего? – переспросил здоровяк; он был либо весьма искусным лицедеем, либо (что более вероятно) обладал умом светлым, как пламя погасшей свечи. – Мы Золотую Лестницу караулом обходили, теперь гуляем. Жажда замучила, а денег полные карманы.

– В соседней таверне вам больше понравится, – сказал хозяин.

– Чего-чего?

Здоровяк наконец-то заметил, что оказался в центре внимания. «Эх, верно говорят, – рассеянно подумал Жан, – в городскую стражу набирают либо тех, у кого глаза на затылке, либо тех, у кого в башке опилки…»

– Я сказал… – сквозь зубы процедил хозяин таверны, начиная терять терпение.

– Погодите-ка, – заявил здоровяк и примирительно развел руки. – Я все понял. Извиняюсь. Ну, выпили мы с приятелями, было дело. Извините, если кого обидели, мы не нарочно. Мы ж к вам со всем уважением… Вот, зашли кружечку пропустить, что в этом такого?

– Давайте-ка вы где-нибудь в другом месте кружечку пропустите, – сказал хозяин. – В округе питейных заведений хватает.

– Вы не подумайте, мы ничего плохого никому не сделаем.

– Мы вам тоже ничего плохого не сделаем, – вмешался коренастый морской офицер. – Найдите дверь и чешите отсюда.

– У-у, суки поганые, – пробормотал еще кто-то из флотских. – Ни чести, ни совести, лишь бы золото для приоров вынюхивать!

– Да погоди ты! – Здоровяк оттолкнул приятеля, который пытался уволочь его за порог. – Я же сказал, мы к вам со всем уважением, и вообще… Еще раз извиняюсь. Я серьезно. Во, мировую – эй, хозяин, всем по кружечке за мой счет! – Дрожащими руками он вытащил из кармана кошель и вытряхнул на прилавок горку серебра и медяков. – По кружке веррарского темного всем, кто захочет! А что останется, себе заберешь.