Между первым и вторым милевыми камнями находился храм Марса, а подле него расположились легионеры, наспех собранные для Марка Красса со всей Италии. К ним присоединились и римские горожане.

Красс приказал квесторам вынести из храма знамена и походную казну.

Едва серебряные орлы покинули сокровищницу бога войны, консул начал выводить легионы на Аппиеву дорогу. Уже в пути его легаты распределяли людей по центуриям, манипулам и легионам; войско на ходу выстраивалось в походную колонну.

— Удачи тебе, Марк Красс!

— Удачи и тебе, Помпей Великий!

Старые соперники в борьбе за почести и славу расстались как добрые друзья.

Страшный грохот стоял за спиной Красса, с тех пор как он вывел легионы на мощеную камнем дорогу. Консул был вынужден повышать голос, чтобы дать очередное распоряжение легатам; напрягать слух, чтобы услышать их ответы. И все же звуки, создававшие определенные неудобства, радовали Красса.

Исходили они от довольно немногочисленной конницы, следовавшей позади военачальника. Дело в том, что римляне не знали подков и для защиты копыт лошадей применяли так называемый солеа — железный башмак, прикреплявшийся к копыту ремнями. Кроме того, что изобретение продлевало срок службы коня, солеа оказался полезным римлянам и с другой, неожиданной стороны. Оказалось, что грохот атакующей римской конницы приводил противника (особенно незнакомого с изобретением) в почти священный ужас, парализовал его волю и обращал в бегство.

Естественно, на Аппиевой дороге Красс и не помышлял кого-то пугать. Как раз наоборот, он рассчитывал, что шум, раздающийся на много миль вокруг войска, привлечет в его ряды новых легионеров.

Вскоре легионы Красса подошли к Синуэссе — последнему городу Лация на Аппиевой дороге. Дальше начиналась Кампания — самая плодородная и богатая область Италии.

Путь до нее по отличной, хотя и древней, дороге занял немного времени. Римляне не жалели денег на ремонт и содержание детища Аппия Клавдия. И на то были свои причины. С тех пор как после разгрома Карфагена интересы Рима переместились в Грецию и дальше на Восток, путь от Вечного города до Брундизия стал самым оживленным в Италии.

По обе стороны дороги лежали ухоженные поля, сады, виноградники, одинокие виллы и целые деревни из небольших, но добротных и красивых домов. В Кампании стремились осесть ветераны, отслужившие свой срок в легионах, виллы в этом краю охотно приобретали сенаторы и богатые всадники, ибо они приносили неплохой доход.

Марку Крассу принадлежало несколько поместий на плодородной Стеллатской равнине и, конечно, виноградники в знаменитой Фалернской области на севере Кампании.

Остались на Кампанской земле и другого рода свидетельства деятельности Марка Лициния Красса. Неожиданно вдоль Аппиевой дороги легионеров встретили тысячи крестов и провожали их почти до самой Капуи. Многие из них были полуразрушены, иные покосились, другие и вовсе лежали на земле. На некоторых, почерневших, потрескавшихся на ветру и солнце, еще висели человеческие останки. Птицы и звери обглодали плоть, дожди отмыли их добела, и кости зловеще белели в сумерках. То были кости шести тысяч рабов, распятых по приказу Красса после победы над Спартаком. Зрелище это не украшало придорожный пейзаж, но римский Сенат на вечные времена запретил снимать с крестов бренные останки мятежных рабов и предавать их земле или огню.

Многие молодые легионеры с ужасом взирали на дело рук своего консула. Заметив это, Красс прокричал:

— Так будет со всяким, кто дерзнет помериться силами с Римом!

Наконец зловещее «сопровождение» на дороге закончилось, и на пути легионеров Марка Красса встала Капуя — столица Кампании. В этом городе консул сделал первую большую остановку. Целых два дня легионерам было позволено наслаждаться прелестями жизни в жемчужине Италии.

Город был основан в незапамятные времена этрусками и носил название Вольтурн. В 423 году до н. э. его захватили самниты и нарекли Капуей, по имени своего предводителя Капия. А в 343 году до н. э. Капуя, окруженная враждебными племенами, вынуждена была просить защиты у Рима.

Тяжело дался такой шаг Капуе — могущественному и богатому городу, знаменитому роскошью и надменностью, тому, у кого еще недавно соседи просили защиты. Но вопрос стоял так: погибнуть или встать под крыло римского орла.

Римляне по достоинству оценили свое приобретение — в 338 году до н. э. кампанцы получили римское гражданство. Но, даже удостоившись столь высокой чести, утонченная Капуя продолжала смотреть на римлян как на неотесанных мужланов и тяготилась вынужденной зависимостью.

Едва в Кампании появился великий карфагенский полководец Ганнибал, Капуя перешла на его сторону. В благодарность за это пуниец пообещал после победы над Римом сделать город столицей Италии.

По заключенному с Ганнибалом договору кампанский гражданин был не подвластен карфагенскому военачальнику или должностному лицу; кампанский гражданин поступал в войско и нес те или иные обязанности только добровольно; Капуя сохраняла своих должностных лиц и свои законы. Договор кампанцы скрепили кровью своих бывших сограждан: всех римлян, находившихся в городе, схватили и заперли в бане, которую топили до тех пор, пока пленники не задохнулись от жары и пара.

Дорого обошелся Капуе столь опрометчивый шаг. Ганнибал так и не смог взять Рим и был вынужден покинуть Италию. Капуя осталась наедине с Римом, который, как известно, никогда не прощал предательства, обид и оскорблений, нанесенных ему кем-либо и когда-либо. Поэтому капуанцы даже не пытались вести переговоры с преданным ими союзником.

Римские легионеры осадили стены мятежного города быстрее, чем ожидали капуанцы. Больше года длилась осада, принося тяжкие лишения не только недавним союзникам Ганнибала, но и самим римлянам.

Когда надежды на спасение не осталось, собрался на последнее заседание сенат Капуи. Большинство его начало склоняться к отправке послов к римскому военачальнику. Тогда поднялся всеми уважаемый, седой, как снежные вершины гор, Вибий Виррия:

— Вы думаете сдаться на тех же условиях, что и в прежние времена? Вы забыли, в каком положении были римляне, когда мы освободились от них? Как мы издевались над римским гарнизоном и замучили его? Его ведь можно было выпустить! Я слишком хорошо знаю Рим, чтобы надеяться на прощение. Я готов к смерти, но пока я свободен, пока я сам себе владыка, я избегну мучений и позора, которые готовит враг, и умру достойной и даже легкой смертью. Меня не протащат в оковах всем напоказ по Риму в триумфальном шествии, не спустят в тюрьму, не истерзают розгами, я не подставлю шею под римский топор. Я не увижу родной город в огне и развалинах, не увижу, как поволокут насиловать наших матерей, девушек и благородных отроков. Так вот, тех из вас, кто решил умереть раньше, чем увидеть столько горького горя, я приглашаю на обед. Угостимся, выпьем, а потом всех, начиная с меня, обойдет кубок — и этот напиток избавит тело от мучений, душу от обид, глаза и уши от горьких и недостойных речей и зрелищ — от всего, что ждет побежденных. Во дворе будут ждать те, кто положит наши бездыханные трупы на большой костер — мы умрем смертью, достойной свободных людей.