За десертом миссис Хенли-старшая решила внести в общение свою лепту: спросила у Нэнси, бывала ли та в Чикаго, после чего пустилась в подробный рассказ об истории бала-аукциона Ратледжа. Оказывается, она впер­вые посетила это мероприятие еще при президенте Эй­зенхауэре, с тех пор не пропустив ни одного. И жемчу­га — вот эти самые! — покойный муж купил ей именно здесь в 1958-м... нет, в 59-м году!

Монолог, разбавляемый дополнениями мистера Лам­берта — тоже здешнего «старожила», — продолжался до тех пор, пока на столах не появился кофе, а на подиуме — молодой человек в белом смокинге.

Раздавшиеся аплодисменты были куда громче, чем те, которыми встретили Ратледжа.

— Это Барри Пауэлл, наш аукционист, — прокоммен­тировала сбоку старшая миссис Хенли. — Раньше аукцио­ны вел Трейс Мерридью — вот это, я скажу вам, мастер был!

— Ну что вы, мама! — впервые подала голос миссис Хенли-младшая. — Барри значительно лучше! Мерридью под конец плохо видел и все путал! Вы представляете, — по­вернулась она к Нэнси, — он как-то перепутал порядок ло­тов и, показывая на картину с двумя болонками, заявил: «Перед вами портрет очаровательной юной девушки»!

— Леди и джентльмены! — начал аукционист. — Насту­пил момент, которого все так ждали! Мы начинаем сего­дняшний аукцион!!!

Он взмахнул руками, и невидимый оркестр грянул туш. Снова раздались аплодисменты. Из-за кулис появился слу­га в камзоле и парике, подняв над головой, показал всем присутствующим первый предмет торгов — картину с ко­рабликом — и положил ее на стол аукциониста.

— Итак, перед вами первый лот. Прекрасная картина...

Картина с корабликом ушла за триста двадцать тысяч долларов, понравившийся Нэнси натюрморт — за четы­реста сорок.

Аукционист мгновенно реагировал на выкрикиваемые из разных концов зала цены, при этом успевал еще рас­писывать в красочных выражениях достоинства каждо­го лота, шутить и подбадривать торгующихся. Нэнси было интересно наблюдать за этим. Несколько раз она даже за­ключала с самой собой пари, кто из наиболее рьяно сра­жающихся за очередной лот победит, — но угадала всего дважды.

Миссис Хенли-старшая периодически отпускала корот­кие язвительные реплики, касающиеся того или иного из присутствующих в зале, казалось, она здесь знает всех. «Монти Тернер, конечно, пожмотничает и дальше ста пя­тидесяти не пойдет. А вот Франклин, тот до последнего будет биться — если жена на двадцать лет моложе, мужчи­на носом землю роет, чтобы победителем выглядеть!»

Ник по-прежнему сидел молча. Откинувшись на спин­ку стула и держа в руке рюмку коньяка, он смотрел в сто­рону подиума, но думал о чем-то своем. На столе аукциониста появлялись все новые и новые вещи. После картин пришел черед скульптур, затем ваз — следующей в каталоге шла та самая индийская шкатулка.

Лакей внес ее и показал публике.

— Перед вами — великолепнейший образец искусства индийских мастеров! — объявил аукционист. — Эту шка­тулку сделали почти двести лет назад — и посмотрите, ее сохранность просто идеальная! Стартовая цена — двена­дцать тысяч долларов! Кто заплатит двенадцать тысяч?!

— Двенадцать тысяч! — донеслось сбоку. — Двенадцать с половиной! — откуда-то сзади...

— Ну что? — очнулся от своих размышлений Ник и обернулся. — Давай торговаться?!

Нэнси удивленно уставилась на него. Его «купим — по­смотрим» тогда показалось ей шуткой — но, похоже, он вовсе не шутил!

— Вы собираетесь купить эту шкатулку, мистер Райан? — встряла неугомонная миссис Хенли-старшая.

— Совершенно верно, — кивнул Ник.

— ...Пятнадцать тысяч мистер Олсен за восемнадцатым столиком... Пятнадцать тысяч — кто больше?! — надрывал­ся аукционист. — Кто даст шестнадцать? Мистер Мэрфи за восьмым?! Шестнадцать тысяч!..

— А я думала, ты пошутил... — ответила наконец Нэнси.

Ник усмехнулся и махнул рукой аукционисту.

— Семнадцать тысяч — мистер Райан за четвертым сто­ликом! — радостно воскликнул тот.

— Я вообще-то человек очень серьезный... — Усмешка на лице Ника была едва заметна, но глаза весело блесте­ли, и выглядел он отнюдь не как серьезный человек, а как мальчишка, замысливший какую-то проказу.

— ...Восемнадцать тысяч мистер Мэрфи за восьмым! Восемнадцать!..

— Двадцать, — обернулся к подиуму Ник. — И я могу посмотреть шкатулку поближе?

Лакей в парике, держа поднос, на котором стоял «об­разец искусства индийских мастеров», проследовал к их столику.

Ник взял шкатулку, повертел в руках. Сказал Нэнси:

— Сзади — буйволы, — и развернул так, чтобы и ей было видно заднюю стенку; там действительно было изображе­но стадо буйволов.

Поставил шкатулку на поднос и кивком отпустил слугу.

— Мистер Райан предложил двадцать тысяч! — напом­нил аукционист. — Кто больше? Кто даст двадцать одну? Двадцать тысяч — раз... Двадцать тысяч — два... Двадцать тысяч — три! Продано мистеру Райану за четвертым сто­ликом!

Ник с любезной миной принял от семейства Хенли положенную порцию поздравлений и рукопожатий, вы­писал подбежавшему помощнику аукциониста чек и удо­влетворенно откинулся в кресле. Спросил негромко:

— Ты чего молчишь?

— Поздравляю... — улыбнулась Нэнси.

— Вот еще ожерелье сейчас купим!

Она видела, с каким нетерпением он ждет от нее на­ивного вопроса: «Как, неужели и ожерелье?! Ах-ах-ах!», но из принципа, чтобы не задавался, приняла невозмути­мый вид и решила: «А вот ни за что не спрошу!»

Вместо нее спросила миссис Хенли-младшая:

— Как, еще ожерелье? Которое же?!

Ник бросил на Нэнси возмущеннный взгляд (не заме­ченный никем, кроме нее), сердито засопел и ответил:

— С опалами. Из коллекции какого-то там графа.

Нэнси стало смешно — он вел себя действительно как мальчишка. Царившая вокруг атмосфера праздника мало-помалу проникла в ее кровь, и сейчас ей хотелось рассме­яться, взъерошить ему волосы, сказать (так уж и быть!): «Ты ужа-асно умный!!!» — а потом выпить еще шампан­ского, и пойти танцевать, и поцеловаться с ним где-ни­будь в укромном уголке...

— А я выбрала брошку с аметистами, но до сих пор не уверена, захочет ли Бейнард мне ее купить, — доверитель­но сообщила младшая миссис Хенли, покосившись на мужа.

— В мое время аметисты дарили только тем, у кого были проблемы с алкоголем, — тут же заявила ее свекровь и была явно разочарована, когда Ник, вместо того чтобы поддержать разговор, подозвал официанта и попросил еще рюмку коньяка.

Ожерелье он заполучил довольно быстро, снова по тому же методу: дождался, «пока все конкуренты, кроме последнего, отпадут, сразу сильно набавил цену — и через минуту аукционист, стукнув молотком, провозгласил:— Продано мистеру Райану за тридцать пять тысяч дол­ларов!