— Сожалею, — сказал он. — Не могу сказать ничего хорошего насчет случившегося с парнем. Досталось ему напоследок.

Смерть Атиса камнем давила мне на грудь, как будто мы оба одновременно упали и его тело легло сверху поперек меня. Я не сумел его защитить. Мы все не сумели его защитить, и вот он лишился жизни за преступление, которого не совершал.

— У вас есть время смерти? — спросил я, когда Адамс макал кусок тоста в сливочный крем.

— Коронер считает, когда его нашли, он был мертв уже часа два или три. И не похоже на то, что его прикончили именно в тюрьме. В вагоне оказалось все же маловато крови, а на стенах и полах казематов кровь мы не нашли даже в ультрафиолетовом свете. Избиение было систематическим: началось со ступней и кистей, затем перешло на жизненно важные органы. Незадолго перед убийством его еще и кастрировали. Видеть никто ничего не видел. У меня подозрение, что его схватили возле того дома, а затем повезли обрабатывать в укромное место.

Мне подумалось о Лэндроне Мобли — о жестокости, с какой ему были нанесены увечья, — и я чуть не разговорился, но выдать Адамсу больше, чем он уже знал, значило выдать все подчистую, а к этому я не был готов. Слишком уж многое пока не ясно мне самому.

— Вы собираетесь поговорить с Ларуссами?

Адамс дожевывал тост.

— Я так полагаю, они об этом узнали почти в ту же минуту, что и я.

— А может, и раньше.

В ответ Адамс погрозил пальцем:

— А вот за такие домыслы можно и схлопотать. — Он жестом велел официантке принести еще кофе. — Но коли уж вы подняли этот вопрос, с чего бы Ларуссам расправляться с Джонсом таким образом?

Я молчал.

— Я насчет того, — пояснил он, — что сам характер истязаний наводит на мысль: те, кто его поймал, хотели, чтобы он перед смертью в чем-то исповедался.

Я чуть не сплюнул от злости.

— Чего ради? Для спасения его души? Тоже мне, вариант. Если те люди пошли на убийство прятавшей его семьи, а затем его самого, то мне думается, они не особо сомневались в том, ради чего все это делается.

Хотя нельзя было исключать, что Адамс в своем предположении отчасти прав: последняя исповедь могла стать мотивом убийства. А ну как охотившиеся за Атисом люди были почти уверены в том, что именно он убил Мариэн Ларусс? Но «почти» не значит «стопроцентно». Они хотели, чтобы признание сорвалось именно с его уст, ведь если это сделал не он, то последствия становятся еще более серьезными — и не только из-за того, что истинный убийца гуляет на свободе. Все происшедшее за последние сутки указывало: кого-то очень волнует вероятность того, что некто наметил Мариэн Ларусс в качестве жертвы с тонким расчетом. И пора, пожалуй, задать в жесткой форме кое-какие вопросы Эрлу Ларуссу-младшему. Хотя в одиночку я делать этого не собирался. Назавтра у Ларуссов намечался роскошный прием, и я ждал в Чарльстоне кое-кого себе в компанию.

В тот день я навел справки в публичной библиотеке Чарльстона. Поднял газетные сообщения о гибели Грейди Трюетта, хотя в них оказалось мало сверх услышанного от Адель Фостер. Неизвестные злоумышленники проникли в дом, привязали Трюетта к стулу и перерезали горло. Никаких отпечатков не обнаружено, хоть не бывает такого, чтобы на месте преступления не оставалось вообще никаких следов. Возник соблазн позвонить Адамсу, но, опять же, он мог, зацепившись, вытянуть из меня всю подноготную. Выяснил я еще кое-что и о платейе. В книге под названием «Голубые корни» повествовалось, что платейя — это некая сущность, обитательница мира духов, или «нижнего мира», хотя она способна проникать и в наш бренный мир, чтобы вершить возмездие. Наряду с этим она умеет менять обличье — это оборотень, как сказал Адамс.

Из библиотеки я отправился на Митинг-стрит. Терей к себе в квартиру так и не возвращался, и его уже второй день не было на работе. Где он, никто не мог сказать, а стриптизерши, что прихватила двадцатку, а затем натравила на меня Денди Энди, нигде не было видно.

В конце концов я позвонил в приемную общественных адвокатов, где мне сказали, что Лэйрд Райн находится в суде штата, у него защита клиента. Оставив машину у отеля, я пешком дошел до Угла Четырех Законов, где в зале заседаний № 3 отыскал Райна. Клиентом у него оказалась женщина по имени Йоханна Белл; к суду ее привлекли за то, что она во время бытовой ссоры пырнула своего мужа ножом для карвинга. По семейным обстоятельствам супруги уже три месяца проживали раздельно, как вдруг муж неожиданно возвратился в родное гнездо и у них разгорелся спор, кому принадлежит кассетный видик. Муж сидел здесь же, за ней во втором ряду, и жалел себя.

Райн вел свою линию умело: судье он предложил заменить залог обязательством, которое дается суду. На вид Райну не было и тридцати, но сомневаться в его компетентности не приходилось: он так и гвоздил аргументами в пользу своей подзащитной, подчеркивая, что ранее к суду она не привлекалась, а наоборот, когда ее брак шел под откос, сама несколько раз вызывала полицию из-за угроз, а однажды и вовсе из-за физического насилия со стороны мужа; что залог ей не потянуть; что тюремный срок никак не пойдет ей на пользу, а лишь разлучит ее с малолетним сыном. А вот муж у нее, наоборот, бесстыдник и негодяй, и хорошо еще, что он отделался проколотым легким. В общем, в итоге судья согласился выпустить страдалицу под символический залог, взяв с нее обещание впредь подобных деяний не совершать. После процедуры подзащитная радостно обняла Райна и взяла на руки сына из рук женщины постарше, которая дожидалась у выхода из зала.

Я перехватил адвоката на лестнице.

— Мистер Райн?

Он приостановился, и по лицу промелькнула тень беспокойства. Как общественный защитник, Райн наверняка сталкивался с низменными проявлениями жизни и бывал иногда вынужден выгораживать тех, кто вовсе этого не заслуживал, ну а их родные и близкие могли принять близко к сердцу неблагоприятный исход суда.

— Слушаю вас.

Вблизи он выглядел еще моложе: волосы без седины, синие глаза с длинными мягкими ресницами. Я показал удостоверение, он кивнул.

— Чем могу служить, мистер Паркер? Ничего, если мы поговорим на ходу? Я тут обещал жене, что свожу ее вечером в ресторан.

Я пристроился и зашагал рядом.

— Мистер Райн, я работаю с Эллиотом Нортоном по делу Атиса Джонса.

Он на ходу чуть не запнулся, но оправился и зашагал заметно быстрее; приходилось усердствовать, чтобы поспевать.

— Я больше не занимаюсь этим делом, мистер Паркер.

— Да со смертью Атиса теперь и дела как такового нет.

— Слышал. Сожалею.

— Не сомневаюсь. У меня к вам есть кое-какие вопросы.

— Не уверен, что смогу на них ответить. Может, вам лучше расспросить мистера Нортона?

— Да я бы и расспросил, только его почему-то нигде нет, а вопросы, как бы это выразиться, деликатные.

На углу Брод-стрит его остановил красный сигнал светофора; на предательскую смену цвета Райн отреагировал обиженным взглядом: надо же, как некстати.