* * *

Они отходили уже втроем, вооруженные автоматическими винтовками. Кашинский сумел продержаться полчаса, загнав в воду остатки гарнизона — по его подсчетам, не больше пяти человек. Прежде чем обнять Якова, старик повторился: «Это было не легко. Кто бы что ни говорил. Это было чертовски трудно».

По запарке Тритоныч нырнул не в ту камеру в полуподвальном помещении. У него лысина дыбом встала, когда руки наткнулись на крепкую решетку дренажа. Вот так сходят с ума, пришел к выводу Кашинский, когда отчетливо представил своего «дубля», отчаянно удерживающего на весу металлические прутья.

Он выругался и вернулся к товарищам.

— Не туда попали. Наша камера следующая.

Яков споро облачался в гидрокомбинезон. Ему помогал Сергей. Кашинский же поддерживал товарища, стоящего по пояс в воде.

Когда все трое надели дыхательные аппараты, Перминов послал на траулер сообщение:

«Выходим трое. Судну включить ходовые огни, курс на сближение 1 — 8 — 6».

Сергей плыл первым. Когда-то он проходил тридцать километров за двадцать часов, буксируя 20-килограммовый контейнер. Сейчас скорость водолазов, обремененных лишь ножами и фонариками, была куда быстрее. Тем более плыть им не тридцать километров. Навстречу шло судно, но пока его ходовых огней не было видно.

За Перминовым шел Моравец. Кашинский замыкал группу легководолазов.

Старик выбивался из сил, но не уступал молодым бойцам. «Я им еще фору дам», — хорохорился он, чувствуя, однако, все нарастающую слабость в руках и ногах.

Транспортировщик оставили на месте: снимать его и готовить к работе — займет время. К тому же при переходе зоны гидрофонов носитель мог привлечь внимание акустиков.

Они шли «вслепую», не имея портативного гидролокатора, который помог бы сближаться с двигающейся целью кратчайшим путем и обеспечить выход на гидроакустический маяк.

Однако, идя встречными курсами, они не могли разминуться со спасательным судном. А оно должно быть уже где-то рядом. Водолазы плыли два с половиной часа. Скоро ночь расползется, как гнилое сукно, и в обнажившиеся бреши заглянут первые лучи солнца.

Сергей чуть сбавил темп, чувствуя напряженную работу Тритоныча. И Яков, неизвестно откуда черпая силы, по инерции замедлил движение.

Скоро, чувствовал он, очень скоро он окажется на спасательном судне. Именно там он увидит и услышит то, что прочным гарпуном сидело в его сердце и не могло выветриться из задурманенной головы.

На нем гидрокомбинезон, за спиной дыхательный аппарат. Все как у Джека, когда тот спиной упал с борта «Зодиака» в воду:

«Мне с вами не по пути».

А дальше воображение: с Джека сильным напором воды срывает маску, рвет шланги акваланга; из последних сил он сдерживает дыхание, понимая, однако, что шансов спастись у него нет; и его глаза готовы лопнуть от сильнейшего давления.

Это видение близко, оно настоящими волнами давит со всех сторон. Видение расплывчатое, как после «сыворотки», в нем отчетливо мерцают лишь реальные ходовые огни спасательного судна.

Сергей, увидев в ночи свою шхуну, привел в действие передатчик:

«Видим вас. Машине стоп».

И еще одно воспоминание. Моравец, взведя курок пистолета, говорит по-английски: «Я оказываю вам услугу. Честно. Я сам тонул и знаю, что это такое». Негромкий металлический щелчок, и Али-Шариф падает замертво.

Капитан знал, как страшно тонуть. Но еще страшнее видеть, как тонет твой товарищ. И стократ страшнее, когда уходит он по твоей вине.

Следуя за Сергеем, капитан Моравец пропустил впереди себя Кашинского, показав тому, что в середине группы плыть легче. И уже находясь за спиной Тритоныча, вынул из ножен нож. Надо действовать быстро, наверняка. Он получил все, что хотел, все, что просил, теперь он обязан отдать долг.

Быстрым движением ножа Яков перерезал дыхательные шланги на своем аппарате, затем лямки. И вслед за аквалангом стал погружаться.

Он уходил по всем морским законам — последним из команды, командиром затонувшего навеки «Гранита».

На глубине пятнадцати метров капитан Моравец сорвал с себя маску...

Москва

Контр-адмирал Бушуев думал о бойце «Гранита», когда, подготовив все бумаги, готовился к встрече с сенатором Алексеем Воеводиным: «Все же он выполнил задание». Было ли трудно ему? Да, несомненно. Ему предстояло убедить командира группы спецназа, что за прошлые проступки они прощаются автоматически, поскольку на «Мавритании» выполняли задание Главка.

Он думал об этом и когда садился в машину, и когда выходил из нее на Большой Дмитровке.

В Совете Федерации вовсю шел ремонт холлов первого, второго, седьмого этажей и целиком шестого этажа, где расположены кабинеты спикера Верхней палаты и его советников. Ремонт вело РСУ при Управлении делами президента.

Адмирал отметил новенький, поблескивающий мрамор на полу холла, полностью переделанный гардероб, зеркальную витрину для подарочного сенатского фонда, увеличившуюся площадь совфедовского продовольственного магазина.

До начала первой осенней сессии Верхней палаты оставалось не так много времени. Большинство сенаторов нежилось на курортах, просаживая государственные деньги, единицы решали какие-то свои дела на местах.

Одна такая «единица» находилась в своем кабинете. Секретарь, ненадолго скрывшаяся за массивной дверью, дежурно улыбнулась адмиралу:

— Алексей Александрович ждет вас.

Бушуев шагнул за порог и, не здороваясь с хозяином кабинета, заметил:

— У вас, я вижу, сменили только ковер в приемной. Хотя нет, — наблюдательный адмирал указал вправо, — если мне не изменяет память, здесь стоял другой шкаф. Не хватает денег на ремонт? — спросил он.

— А что можно отреставрировать на девяносто миллионов рублей? — задал встречный вопрос генерал, прикидывая, зачем к нему напросился на прием начальник разведуправления. Вроде бы все дела, связанные с ним, давно закончились. И почему спросил про шкаф? Неужели что-то слышал про Козырина, навеки прописавшегося на 43-м километре Каширского шоссе?

Бывшая жена покойного Виталика надоела, до сих пор звонит и тоном «Куда Гриню дели?» спрашивает: «Где мой муж? Что вы с ним сделали?» Сука ясновидящая!

— Могу назвать источник гарантированного финансирования. — Адмирал сел напротив сенатора и положил перед собой папку. — Классика, — приступил он к делу, — эта папка продается. Но не за рубли, а за доллары. Начальная стоимость — шестьсот миллионов.

Воеводин заметно побледнел. Однако ответил довольно твердым и слегка ироничным голосом: