– Главное, внутрь не суйтесь… Там лабиринт, в десять минут заблудится можно. И еще одно, Даня… Все это ненадолго – скоро делом займутся серьезные взрослые люди. Тогда вы без споров уходите – и не путаетесь у них под ногами. Договорились?

Он ожидал споров и возражений, но Даня кивнул:

– Договорились.

Многозначительная улыбка мальчика, сопровождавшая последнюю реплику, не внушала особого доверия к обещанию…

Но спорить и убеждать было некогда – еще немного, и Кравцов опоздает на похороны Пашки-Козыря. Кроме Наташки, там непременно должны оказаться и люди Чагина, ее охраняющие – и можно попробовать через них связаться с шефом.

Кравцов понятия не имел, что никто и никак вдову бизнесмена Ермакова не охраняет. Что все люди «Рапиры» брошены на тщательную подготовку иной операции. И что он сам для этой операции опасная помеха – устранить которую лучше всего в самый последний момент.

8

Женя Маркевич проследил посредством бинокля, как из сторожки писателя ушел мальчик, как сам Кравцов вышел спустя несколько минут, уже переодевшийся, как сел в машину и уехал.

Дальнейшее Маркевич сделал бездумно, словно автомат, выполняющий заложенную кем-то программу. Связался с экипажами машин – те начали слежку. Доложил Чагину – тот приказал: пост не покидать, быть готовыми ко всему… Затем седоголовый выдал еще несколько инструкций и переподчинил Жене несколько мобильных групп.

Конечный замысел шефа не был ясен, но главное Маркевич понял: в «Графской Славянке» намечается грандиозная операция. А на базе их с Хлорофосом подвала разворачивается временный штаб первого ее этапа.

И некоторые детали рождали самые мрачные подозрения о сути задуманного Чагиным.

Шеф убьет его, подумал Женя о Кравцове. Вернее, раньше или позже отдаст приказ Хлорофосу. Если ничего не случится – то позже, перед самым началом. Потому что спустя недолгое время всем станет уже не до смерти писателя.

9

Домик был не то чтобы сельский, но и не городской – одноэтажный, на две типовых квартиры с изолированными выходами на улицу. Газ, телефон, водопровод, центральное отопление. Вокруг небольшой участочек, но никаких грядок – сирень, акация, кусты шиповника. Таких безлико-одинаковых домишек предостаточно стояло в поселке Торпедо. Имелись, впрочем, и типовые многоэтажки.

Дверь на звонок Алекса распахнулась сразу, никто не спрашивал: «Кто? Зачем?»

Он шагнул внутрь. Хозяйка машинально отступила.

– Здравствуй… – сказала Аделина. В голосе – ни волнения, ни удивления.

И странное ее спокойствие сломало весь сценарий, продуманный Алексом. По его расчетам, девушка должна была ужаснуться его появлению, и крикнуть, что его ищут, ищут за совершение нескольких убийств… И весь дальнейший разговор должен был проходить на сильных эмоциях – когда логика уступает им место, можно попробовать убедить одним напором… И Алекс рассчитывал убедить ее. Уговорить, доказать: что бы она ни собиралась делать с вновь обретенным кулоном, без помощника не обойтись. Без него, Алекса. Иначе… Иначе его ждала незавидная судьба гильзы от выстрелившего патрона – сделавшей свое дело и никому не интересной. Валяться под ногами, ждать, когда наступят и раздавят. Ему ясно дали понять – эта служба последняя. Исполнишь – и свободен.

Алекс сильно подозревал, что свободным ему оставаться недолго… И хорошо подготовился к разговору с Адой.

Но она не ужаснулась.

Не крикнула.

Равнодушное «Здравствуй…» – и всё.

Повисла пауза. Алекс не знал, что сказать. И стал действовать без слов: молча запустил пальцы в нагрудный карман, молча потянул за цепочку, молча извлек кулон… Одевать опасное украшение на шею он больше не собирался. Но без того на горле чувствовалась невидимая петля – готовая в любую секунду натянуться и задушить. И пару раз уже сжимавшаяся – когда Алекс предпринимал попытки свернуть с дороги, ведущей к поселку Торпедо.

Золотой пятиугольничек раскачивался крохотным маятником. Аделина молчала.

Потом произнесла-таки два слова:

– Что это?

17 июня, вторник, день

1

Гроб – роскошный, палисандровый, с серебряными (или весьма похожими на них) рукоятками – предстояло опустить в могилу не на веревках. Но на специальном приспособлении, плавно и бесшумно. Понимать надо, кого хоронят…

Там, на двух выступах пресловутого механизма, во время прощания и отпевания стояло последнее обиталище Пашки-Козыря. Процедура растянулась – оплачено все было опять же по высшему разряду: кроме батюшки, присутствовали диакон и небольшой хор певчих… Музыканты духового оркестра (судя по форме и нашивкам – курсанты военно-морского училища) переминались чуть в стороне, ожидая своего выхода.

И Кравцов отошел в сторону. К Наташе Ермаковой, которую он по привычке до сих пор называл Архиповой, было не подступиться. И уж тем более не поговорить с ней. К вдове выстроилась целая очередь солидных людей в солидных костюмах. Коллеги-бизнесмены, надо полагать.

К некоторым из них подходил распорядитель похорон – молодой человек в элегантнейшем костюме, один из Пашкиных заместителей, – и вполголоса говорил что-то. После чего выражение уместной скорби сменялось на лицах слушателей неприкрытым изумлением. Кравцов догадывался о причине (успел перекинуться парой-тройкой фраз с Натальей до начала церемонии). В права наследства она вступать не собиралась – и наверняка именно эта новость приводила бизнесменов в наблюдаемое состояние…

– Леонид Сергеевич?

Кравцов обернулся. Рядом стоял Мельничук. На похороны подполковник переоделся в штатское – и Кравцов не заметил его в преизрядной толпе собравшихся.

– Отойдем, поговорим? – предложил Мельничук. – Здесь дело, похоже, затягивается…

Они отошли подальше, под сень буйно цветущих черемух. И поговорили о другом деле – об уголовном. Которое тоже грозило затянуться.

– Пулю интересную извлекли эксперты из покойного, – сказал подполковник. – Неправильную … Вы разбираетесь в оружии, Леонид Сергеевич?

– Приходится разбираться… Специфика выбранного жанра. Хотя, конечно, не эксперт.

– Так вот, на первый взгляд патрон пустили в ход самый стандартный. Пуля калибра 7,62. Не пистолетная, не автоматная, – винтовочная, от обычной мосинской трехлинейки. Ствол, из которого пуля вылетела, не слишком древний, – поскольку до модернизации тридцатого года нарезки у трехлинеек точили чуть под другим углом.

Кравцов кивнул. Уж на таком-то уровне в предмете обсуждения он разбирался. Но уточнил:

– Так в чем же неправильность? Насколько я знаю, под этот патрон наделали предостаточно снайперских винтовок. Плюс охотничьи карабины – с хорошей оптикой работают не хуже боевых систем.